Когда Минька пригнал гусей, одного не хватило, за что его и выпороли. Как же он мог их пересчитать, если считать он мог до десяти, а гусей было несколько раз по десять.
Вечером, когда выпоротый Минька лежал на животе и всхлипывал, Афанасий ему объяснил, что когда его угощали кашей у одного костра, у другого варили его гуся.
Минька не верил, что такие дружелюбные и весёлые солдаты могли оказаться такими вероломными. Он склонялся к тому, что гусь сам отбился от стада, заблудился, и в лесу его волки съели.
Второй раз Миньку выпороли опять же ни за что.
Он вытирал стол в главном зале. В этот момент на противоположный от него конец стола запрыгнул наглый рыжий кот Масик и нацелился на остатки каши с кусочками мяса в чашке, недоеденные пьяным посетителем. Минька вообще-то сам хотел доесть кашу и делиться с котом не собирался. Он крикнул: «Брысь, скотина!» и замахнулся тряпкой. Кот грозно зашипел, выгнул спину и сделал шаг к чашке. Минька швырнул в него тряпку. Масик отпрыгнул, зацепил боком стоявший на краю стола кувшин, испугался и рыжей молнией метнулся к открытой двери. Кувшин упал сначала на лавку возле стола, затем на пол. И даже не разбился. Только кусок горлышка откололся, и трещина появилась сверху донизу.
Как Минька ни доказывал, что виноват не он, а Масик, выпороли всё-таки его, а не кота.
— От кота и то пользы больше, чем от тебя, — спокойно объяснял Игнат Акимыч, снимая с гвоздя сыромятный ремень, — он мышей ловит, а ты — нет. Одни убытки от тебя. Такой кувшин больше копейки стоит.
Минька хотел было сказать, что может заплатить за кувшин, но вовремя прикусил язык. Объясняй потом, откуда деньги. Скорее, ещё раз выпорют. Пришлось помалкивать, глотая слёзы обиды.
Правда, выброшенный кувшин Минька подобрал и приспособил под свой тайник. Теперь все найденные монетки он складывал в кувшин, заткнув сверху комком сухого моха. Подходящее место для тайника он обнаружил случайно, собирая малину. Небольшая поляна в малиннике возле пня на краю оврага идеально подходила для этой цели. И недалеко от корчмы, и в то же время, никто лишний раз в колючий кустарник не полезет.
Монет в кувшине было уже много. По количеству. Но в том, что их будет достаточно, чтобы выкупить из тюрьмы мамку, Минька сильно сомневался. Он осторожно наводил справки о покупательских способностях разных монет. Спрашивал, например, у Афанасия или у подавальщицы Марты, что можно купить на ту или иную монету. В обороте монеты были разные: польские, литовские, шведские, русские и другие. Медные и серебряные.
Минька знал, что ценными монетами считаются талеры и рубли. Но таких у него в кувшине пока не было. Самой крупной по размеру и номиналу монетой у него была медная российская копейка. Купить на неё можно было столько же, как и на маленькую серебряную чешуйку.
Марта — подавальщица, что разносила посетителям заказанные блюда и собирала с них деньги, смеялась над Минькиными вопросами:
— Зачем тебе, малец, это знать? Всё равно у тебя денег никогда не было, нет, и не скоро будут.
Сама она все деньги отдавала хозяину. И за еду, что выставляла на столы, и за услуги, что оказывала некоторым посетителям в комнатах наверху. (Дашка как-то шёпотом объяснила Миньке, что Марта занимается блудом. Что это такое, Дашка и сама толком не знала).
Однажды Минька увидел, что Марта отдала хозяину даже монету, которую случайно нашла на полу.
— А зачем ты её отдала? — Не выдержал Минька.- Никто же не видел, что ты её нашла.
— И что бы я с ней сделала? — Засмеялась Марта. — Что-то покупать здесь негде. В городе я не бываю. Если что-то понадобится — попрошу Акимыча — он и так привезёт.
Вообще-то Марта была неунывающая и весёлая девица. Однажды, отвечая кому-то из посетителей, со словами: «Вот мой самый любимый мужичок!» — поймала пробегавшего рядом Миньку, высоко подняла его, расцеловала в обе щёки и прижала к своей внушительной груди, что двумя полушариями выглядывала из глубокого выреза на платье.
Минька от неожиданности чуть не задохнулся, упёрся, отбиваясь, обеими руками и задрыгал ногами. Кое-как вырвался и убежал из зала под дружный хохот пьяных мужиков.