— Додж, но как ты можешь быть таким… таким вруном? — воскликнула она. — И вообще это жестоко с твоей стороны так мучить меня сейчас. Тебе надо поговорить со мной?
— Да, очень.
— О чем?
— Ну-у, обо всем. Ночью я часто лежу без сна, думаю. А когда я сплю, то мне снятся всякие сумасшедшие сны. Если ты придешь ко мне, совсем ненадолго…
— Но я приходила к тебе раньше, когда ты был без сознания! А теперь ты в порядке, Додж!
— Ну, а теперь приходи потому, что я очень хочу этого.
Послышались шаги дядя Билла, и Нан поспешно убежала.
— Ну что, девочка, как там наш больной?
— Очень плохо, дядя.
Старый техасец ощупью в темноте добрался до ящика около кровати Доджа и сел.
— Как ты, сынок?
— Почти, как раньше, дядя Билл.
— А знаешь, сегодня утром я заметил, что ты тут лежишь просто для того, чтобы Нан еще немного походила около тебя.
— Сдаюсь, дядя Билл. Я мог встать сегодня утром. Но призываю небеса в свидетели — я очень люблю ее!
— Вот что любовь делает! Это наверно, самое прекрасное, что есть в жизни. Но она же приносит и больше всего страданий. Мы с Роком росли вместе. Я был старше его на пару годков, если не ошибаюсь. И мы полюбили одну и ту же девушку. А теперь он уходит первым. Что с нами жизнь вытворяет!
— Дядя Билл, вы считаете, Рок скоро умрет?
— Уверен. Он уже почти мертв. Около полудня у него был приступ, и сейчас он никого не узнает. А буквально перед этим он еще пытался что-то сказать мне — что-то насчет Стива и Бена. Думаю, теперь это дело нескольких дней. Но он терпит страшные мучения. Мой бедный старина Рок!
— Стив и Бен! Интересно, что он хотел сказать? — задумчиво ответил Додж.
— Ну, об этом не трудно догадаться. Мальчики всегда очень дружили, совсем как когда-то мы с Роком. Но так было лишь до тех пор, пока Бак Хатуэй не научил их сосать белого мула. А сам он и в рот не берет! Но зато белый мул дает ему власть над ними.
— Я так и предполагал. Но теперь у нас есть главный козырь против этого самогонщика.
— К черту Хатуэя! С ним разделаться — пара пустяков. Но вот этот дьявольский белый мул!
— Выбрось это из головы, старина! Стива я уже отвадил от этого дела. Уверен, что если немного постараться, мы и Бена, и других мальчиков могли бы спасти.
— Может быть. Если кто и может это сделать, так это ты. Но надо предпринять что-то радикальное. Думаю, убийство Хатуэя — это еще полдела. Мальчики уже все попробовали белого мула, и отучить их будет не так-то просто. У Бена, например, нет такого стержня в характере, как у Стива.
— Мы найдем эту установку и разгромим ее.
— Это было бы здорово. Может быть, если мальчики не смогут его доставать нигде, кроме города, они скорее перестанут пить.
— А что, в Рисоне его легко купить?
— Хе! Конечно. Всего несколько пенсов за глоток.
— О, это большой соблазн. Сколько я знал отличных парней, которых свела на нет эта зараза! Но белый мул — это что-то страшное.
— Что ты, Додж, ты даже представить себе не можешь. К нему только спичку поднеси — он взорвется. Мне кажется, если к Року поднести спичку, он тоже загорится.
— Дядя Билл, мне хотелось бы встретиться с этим Снипом Туитчелом лицом к лицу, — сказал Додж, меняя тему.
— Вот за это не беспокойся. Рано или поздно он сам объявится. Если Хатуэя не станет, то его шайка скорее всего моментально развалится, но пока он жив, они с Туитчелом неразлучны. Так что тебе придется убить их обоих.
Додж неожиданно почувствовал, как все еще горит его рана.
— Дядя Билл, не родился еще человек, который мог бы меня ранить так тяжело и потом не поплатиться за это, — яростно проговорил Додж.
— Ну, ну, я тебя прекрасно понимаю, — ответил дядя Билл. — Помнится, отец Уэсса Хардинга — был такой знаменитый техасский стрелок — говаривал как-то, что если какой-то человек осмелиться выстрелить ему в спину, то он весь мир обойдет, чтобы посмотреть ему в глаза.
Вскоре Додж почувствовал себя немного утомленным и перестал поддерживать разговор, тогда дядя Билл пожелал ему спокойной ночи и удалился. Старый техасец всегда возбуждал его боевой дух и сейчас Додж никак не мог отделаться от мыслей о Снипе Туитчеле — это был, определенно, достойный противник.
Постепенно в доме все стихло. Моз и Тиг улеглись около кровати Доджа. В разрыве между облаками появились яркие звезды. Все так же бормотал ручей, всегда одно и то же, ему вторил ветер, шевеля ветви деревьев. Мысли Доджа витали очень далеко от Нан и нежного свидания. Но вдруг послышались осторожные шаги, и он весь взволнованно напрягся, не веря своим ушам.
Она пришла, молчаливая, как тень, и села около него на кровати.
Она нащупала его руку, и он крепко сжал ее. Его глаза давно привыкли к темноте, но он никак не мог разглядеть ее лицо, только темная форма головы, плеч и неясное бледное пятно лица, на котором темнели огромные глаза.
— Я пришла, Додж, — просто сказала она.
— Спасибо, Нан, я и не надеялся, — прошептал Додж. — Но я так рад!
— О чем ты хотел со мной поговорить?
— Подожди, дай сообразить. Мы разговаривали с дядей Биллом, и он навел меня на мрачные размышления. Завтра я расскажу тебе. Но сейчас я хотел только…
— Да, — подбодрила она его, так как он запнулся.
— Нан, это просто смешно, — он тихо рассмеялся. — Я лежал здесь и молился, чтобы мы остались с тобой наедине. А теперь у меня все слова вылетели из головы.
— Значит, это что-то не очень важное.
— Нет! Я хотел сказать, что я люблю тебя, — ответил он, сжимая ее руку.
Он ждал. Ее рука слегка дрожала, голова опустилась. Додж понял, что теперь, как и всегда, он должен говорить с Нан честно и прямо.
— Нан, я знаю, я поступил очень жестоко, что вытащил тебя сюда, — зашептал он. — Но я изголодался по тебе — вот так держать твою руку, чувствовать тебя рядом, может быть, вымолить поцелуй — я мечтал об этом все время, и во сне, и наяву. И я совсем не думал ни о твоем отце, ни о Стиве, вообще обо всем этом. Но теперь ты пришла, и мне больше ничего от тебя не надо. Я буду самым счастливым человеком на земле, если ты обещаешь когда-нибудь стать моей женой. Но если ты не любишь меня, если никогда не сможешь выйти за меня, я все равно останусь здесь, чтобы помочь тебе и твоим братьям — я буду бороться за тебя, чего бы мне это ни стоило.
Нан встала на колени возле его кровати, ее левая рука скользнула ему под голову и склонилась над ним так близко, что ее волосы коснулись его лица.
— Додж, ты мой добрый ангел!
— Звучит это прекрасно, Нан. Но это ведь, в сущности, чепуха. Я не более, чем простой погонщик, ковбой. Я не могу быть ангелом. Но я действительно очень хотел бы стать им для тебя.
— Ты мой ангел, не спорь, — нежно возразила она. — Не ты ли расстроил планы Бака Хатуэя? Не ты ли раскрыл всем глаза на белого мула? Не ты ли вернул к жизни Стива?
— Но это же все мелочи, Нан. Я еще ничего не сделал, чтобы заслужить твою благодарность.
— Ты слышал, как я стучала по бревну в ту ночь в воскресенье, после того, как ты побил Хатуэя?
— Ты действительно стучала? А я все это время думал, что мне это только померещилось.
— Но я действительно стукнула один раз — потом второй — а потом еще раз!
— Ну, так кто же из нас ангел? — с восторгом спросил он, прижимая к груди ее руку.
— Послушай же меня, Додж, мой вечно сомневающийся Додж. С тех пор, как мы встретились с тобой у ручья, каждый мой вздох принадлежит только тебе. Я влюбилась в тебя по уши. Но ты же знаешь, что я не была свободна и ничего не могла сказать тебе, пока не наступил тот воскресный день.
— О, Нан, неужели ты действительно любишь меня?
— Додж, раньше, когда мне говорили, что я могу полюбить кого-нибудь, кроме моих родных, я только смеялась в ответ. И при этом мне без конца рассказывали о том, как кто-то из Лилли когда-либо влюблялся. Но теперь-то я знаю, что это совсем не смешно. Я вздрагивала при звуке твоих шагов. Где бы ты ни был, мои глаза против воли везде искали тебя. Я почти мечтала о том, чтобы ты утащил меня в лес и заставил признаться в моей любви. Я старалась прикоснуться к тебе, когда прислуживала тебе за столом — представляешь, что я за бесстыжая девчонка! И я смела невинно смотреть в глаза всем, когда мне следовало сгореть от стыда! А потом, когда тебя ранили, я целыми днями слонялась возле тебя. И ночью я приходила к тебе, как сейчас, и целовала тебя, когда ты был без сознания, и ласкала тебя, пока совсем не теряла голову.