— Некоторые вещи не меняются. У тебя не только методы допроса, м-м-м, своеобразные, методы тестирования тоже… внушают. Но мне нравится, проверяй, — Кира прикусила губу и прикрыла глаза, на цвет и внешний вид которых ей было уже плевать.
— Хорошая девочка, — ладони Виктора уверенно скользнули под рубашку, оглаживая упругую грудь. — Красивая, способная, желанная… Моя…
— Я… это… — мысли Киры плавились, растекались плазмой, разлетались на осколки, оставляя лишь ощущение острого неутолимого голода и дикое, первобытное, сметающее все, подобно первородному Хаосу, желание.
— Не сейчас, малыш. Все в Бездну, нет ничего, что не могло бы подождать, девочка моя…
Послав все к демонам, их праматери и многочисленным родственникам, мужчина одной рукой притянул девушку за затылок, яростно завладел ее губами и принялся жадно, ненасытно целовать, вторгаясь языком в ротик и продолжая ласкать мягкие полушария, льнущие к ладони, пока немного напряженное от смущения тело в кольце его рук полностью не расслабилось. Прикосновение губ, кожи, растрепанных шелковистых волос, сплетенные в узел взгляды, жидкое пламя, разливающееся по телу — до исступления, почти до боли.
— Твоя, — выдохнула девушка, мягким воском выгибаясь в его руках, уже забыв о том, что перенеслась сюда исключительно для того, чтобы выцыганить у Высшего обучение самоконтролю и управлению эмоциями. Хотя, сейчас самоконтроль и управление эмоциями полетели к демонам даже у него самого — при одном виде того, как с готовностью откликается на его ласки тело девочки, таявшей, как сахар и сжигающей его дотла. Он ловил ее вздохи и тихие стоны, беспомощный, затуманенный взгляд, от которого внутри разверзалась алчная Бездна, пил сладкий дурман ее поцелуев, растворялся в ней, как коньяк в кофе — обжигающе, бесповоротно и до конца. Сейчас маг желал ее всю, целиком и полностью, каждой мыслью, эмоцией, движением, каждой клеточкой тела и частичкой души, до последней искорки в ауре.
— Тьма и Хаос, не сорвись, идиот, она несовершеннолетняя, изувечишь ауру, — напомнила Виктору часть сознания, из последних сил удерживающая остатки контроля. Хрипло выдохнув что-то среднее между благословением и проклятием, маг оторвался от девушки, подтолкнул ее, заставляя лечь на спину, и нетерпеливо расстегнул молнию ее джинсов, мешающую добраться до вожделенного местечка между ног, уже истекающего соками страсти и мучительно ноющего от желания — на этом уровне близости каждое ощущение девушки воспринималось, как свое собственное.
Одно движение — и демоновы джинсы полетели на пол. Сверху белым флагом их увенчали трусики. Затем раздался треск, и на пол спланировала рубашка. Точнее, то, что было ею минуту назад. Оставшаяся обнаженной Кира слегка покраснела и попыталась приподняться на локтях, но оказалась снова опрокинута на спину с разведенными ногами, между которыми уже вовсю хозяйничали наконец дорвавшиеся до желанной плоти мужские пальцы, лаская, играя, поглаживая, проникая внутрь, пока губы Виктора попеременно накрывали то одну, то другую грудь, нежно обводя языком контуры напряженных от желания розовых вершинок, до исступления прокладывая дорожки дразнящих жарких поцелуев по ключицам и шее. Полированная поверхность стола приятно холодила разгоряченную кожу, и хотя он и был несомненно тверже кровати, это казалось совершенно неважным. Пряжка ремня тихо звякнула, раздался звук расстегиваемой молнии внезапно ставших тесными мужских брюк, и нежные
влажные лепестки раздвинула напряженная мужская плоть, медленно и сладко погружаясь вглубь тугой горячей женской — до упора, до безумия, накрывающего обоих лавиной острого, пронзительного удовольствия.
В висках девушки гулко грохотал пульс, дыхание сбилось, стало частым и судорожным, глаза снова затянулись хрустальной дымкой, смешавшейся с расплавленным золотом ауры. Она с тихим стоном выгнулась в руках мага, откидывая голову, подалась бедрами ему навстречу, ловя заданный им ритм — медленно, словно пытаясь прочувствовать ее всю, вперед, так же медленно — назад и снова вперед, наращивая темп, с каждым разом быстрее, яростнее, резче. — Еще… пожалуйста… да, сильнее, — от наслаждения у Киры кружилась голова, почти как после магической перегрузки. Слова, мысли — все терялось, ускользало, растворялось, тонуло в пучине удовольствия, отключающего разум, оставляющего только ощущение его пульсирующей плоти внутри нее, его запах, дурманящий и притягательный, обволакивающий каждую клеточку ее тела, его умелые ласки и движения, погружающие сознание в вакуум нежного безумия, а тело — в в бездну неведомых, запретных,