Татьяна Ельцина-Дьяченко подошла к отцу. Их глаза, уже влажные от слез, встретились. Таня обняла за плечи отца — в один миг постаревшего на десяток лет шестидесятивосьмилетнего старика — и начала плакать навзрыд. Заплакал и Ельцин.
Никто и никогда до этого момента не видел Бориса Ельцина плачущим. Слезы не подступали к его глазам ни во время «путча» 91-го, ни при расстреле Белого дома в 1993-м, ни во время импичментов, как первого, так и второго… Он, сжавший в кулак свою волю, не позволял себе слез, он настраивал себя на борьбу. Но вот все сражения отыграны… И он сдает позиции новому властителю России.
А кто он без этого кресла и кабинета? Никто. И, обнявшись со своей дочерью, он горько рыдал, давая волю своим чувствам и эмоциям обычного человека. Он перестал быть шахматным королем и стал живым человеком. Он оттаивал от корки льдов политических интриг, которые, словно ледокол, проламывал своим упрямым ходом. И теперь он прощался с самым дорогим, что было у него на свете, — с властью, о которой в своих мемуарах он сказал так:
«Большая политика — это удел сильных, волевых людей. В конце концов, без воли к власти нет и не может быть руководителя государства. Власть держит человека, захватывает его целиком. Это не проявление какого-то инстинкта, лишь со стороны кажется, что власть — сладкая вещь, на самом деле уже после нескольких лет правления многие из нас, я уверен, испытывают полное эмоциональное опустошение. Нет, дело не в инстинкте. Захватывают борьба с обстоятельствами, политическая логика и тактика, захватывает огромная напряженная работа, требующая от человека всех физических и духовных сил… Да, моменты такой самоотдачи дано пережить не каждому человеку. Этим и притягивает власть» (Б. Ельцин. «Президентский марафон»).
Теперь, когда с записью прощальной речи было покончено, на съемочную площадку, точнее, на багрово-красный ковер кабинета, разрешили войти доверенным лицам и членам президентской команды. Представители кремлевской администрации, советники, секретариат, напряженно сидящие в его приемной, узнав об окончании съемок, все как по команде вскочили и вопросительно посмотрели на заведующего секретариатом. Какие поступят указания? Приехавший на процедуру записи телеобращения, Патриарх Всея
Руси Алексий Второй, державший невозмутимо-нейтральное выражение лица, казался спокойнее всех.
Первым к Борису Ельцину пригласили преемника. Уже через считаные часы после отставки Б.Ельцина вышел первый указ и.о. президента России Владимира Путина. И бумагу эту, подписанную рукой Владимира Владимировича, де-факто составил, конечно, сам Борис Ельцин. Документ говорил сам за себя. Ельцин физически боялся уходить из Кремля и пытался с помощью листка бумаги с гербовой печатью и двуглавым орлом оградить себя от всяческих рас-прав и жестов мщения.
Текст этого указа гласил, что Борис Ельцин получал пожизненные гарантии неприкосновенности. Он не может быть привлечен к уголовной или административной ответственности, задержан, арестован, подвергнут обыску, допросу либо личному досмотру. Неприкосновенность распространяется на занимаемые им жилые и служебные помещения, используемые им транспортные средства, средства связи, принадлежащие ему документы и багаж, на его переписку.
За счет федерального бюджета Ельцину предоставлялось право содержать аппарат помощников, выделялось служебное помещение, оборудованное оргтехникой с правом подключения ко всем государственным информационным системам и оснащенное правительственной связью…
Владимир Путин, приглашенный в президентский кабинет, в торжественном костюме, быстро прошел по ковровой дорожке и остановился на почтительном расстоянии от стола, за которым грузно сидел хозяин Кремля. Ельцин молчаливо и грустно смотрел на преемника. Путин напряженно стоял перед экс-президентом, как-то неловко зажав пальцами правой руки «ядерный чемоданчик», а левой — текст «президентской» Конституции.
— Владимир, я верю в то, что у вас все получится. И, запомните мой главный указ: берегите Россию! — громко и весомо произнес Ельцин.
В своем телевизионном обращении к гражданам России Б. Ельцин сказал: «…Я ухожу. Ухожу раньше положенного срока. Я понял, что мне необходимо это сделать. Россия должна войти в новое тысячелетие с новыми политиками, с новыми лицами, с новыми — умными, сильными, энергичными — людьми. А мы — те, кто стоит у власти уже многие года, — мы должны уйти…
Я хочу попросить у вас прощения за то, что многие наши с вами мечты не сбылись. И то, что нам казалось просто, оказалось мучительно тяжело. Я прошу прощения за то, что не оправдал некоторых надежд тех людей, которые верили, что мы одним рывком, одним махом сможем перепрыгнуть из серого, застойного, тоталитарного прошлого в светлое, богатое, цивилизованное будущее. Я сам в это верил. Казалось, одним рывком — и все одолеем. Одним рывком не получилось. В чем-то я оказался слишком наивным. Где-то проблемы оказались слишком сложными. Мы продирались через ошибки, через неудачи. Многие люди испытали в это время потрясение…