— Женись. — Словно контрольный выстрел, и Никита синхронно продолжил. — Убей для нее последний шанс, просто уничтожь его…Лиза должна будет знать, что ничего уже не вернуть…Андрей, я прошу тебя…хочешь, я встану перед тобой на колени…
Мольба в голосе, и Андрей, все еще созерцая тухнущими зрачками глаз опускающегося на колено мужчину, резко дернулся с местом, опускаясь рядом.
— Дядя…не надо! — Крик, вырванный из кровящей души, впервые… Скупая слеза на лице Никиты, впервые не по имени, взамен такое простое и нужное ему "дядя". — Она будет счастливой… давно понял, что не со мной. Я сделаю все, как нужно.
Все оборвалось внутри, сердце, приготовившись для очередного удара, казалось, замерло. Жениться…всего лишь? Желчь комком подступила к горлу, ища выход наружу. Он готов был пустить пулю себе в висок, готов попросту был уйти из жизни, если бы это облегчило ее дни…
Так и продолжали стоять, уткнувшись взглядом друг в друга, одновременно похожи и такие разные по сути… Тишина, немое молчание и мысли, вихрем сменяя друг друга в измученных головах мужчин.
— Так надо. — Никита первый подошел ближе, крепко касаясь мощного плеча племянника рукой. До последнего боялся, что он оттолкнет, ошибся… Андрей приблизился, тоже хлопнув Никиту по плечу, устало опустив голову, метнул взгляд на мужчину.
Лишь тогда Никита еще на мгновенье задумался, правильно ли он поступает, но мелкое прозрение в следующие секунды покинуло его. Он прав, он всегда поступал верно, и так будет и на сей раз. Медленный разворот Андрея по направлению к двери и вновь его синие глаза, пустые, увядшие, практически бесцветные.
— Неделя. — Глухо произнес Истомин, уже находясь у дверей. Странное чувство на миг посетило мужчину…Было впечатление, словно он вновь, как и в прежней жизни, снова выполняет заданье. Только вот на этот раз он не исполнитель, он — клиент…
Никита прав, как бы он не относился к этому человеку, за несколько месяцев ставшему ему близким, он был прав. Странная штука жизнь, Андрей никогда не относился к женитьбе, как к чему-то существенному, теперь же это простое действо, возможно, могло решить все его проблемы. Хотя проблемы ли? Он горько ухмыльнулся, подходя к своему автомобилю, нажатием кнопки открывая дверцу. Сможет ли скороспешная "женитьба" убрать, спрятать и умертвить всю ту боль, которая в последнее время разрывала его на куски. Сможет ли она принести хоть толику облегчения Лизе? Впервые за долгое время, проведенное сначала в детдоме, потом, глубокими ночами выполняя очередной заказ, мужчина просил, он молился…
Готовый на все, лишь бы принести Ей такое нужное облегчение… Пускай ценой собственного счастья. Хотя какое может быть счастье, зная, что никогда уже не сможет быть с ней. Смотреть, и не имея возможности прикоснуться, наблюдать за ее жизнью с видом простого прохожего, не имея ни одного шанса стать участником ее действа. Пытка…жесткая пытка, и вся его жизнь, прожитая "До" показалась Андрею сущим раем по сравнению с этой, "После".
А чего он собственно хотел? Мужчина плавно опустился в салон, глухим ударом захлопнув дверцу. Загорелые руки властно охватывают твердую поверхность руля, нога жестко давит на педаль. Прошлая жизнь…его сущее наказание. Он заслужил эту муку, но чем не угодила Господу Она? Она не должна расплачиваться за сделанные им ошибки, она не заслуживает такой жизни, за что же она? Он грязный…он давно пропитался этим дерьмом, названием которому было его существование. Не жизнь, именно существование. Тридцать лет, именно столько времени Андрей потратил на то, что бы просто употреблять воздух, пропуская его сквозь легкие. Возможно, если бы не он, на свет родился бы другой человек, который прожил бы эту гадскую жизнь хоть с каким-то смыслом! Чертыхнувшись, встретился взглядом со спидометром, казалось, тот зашкаливал. Скорость, так нужный сейчас мужчине полет…Оторваться бы от земли, не слышать, не видеть, не чувствовать…
Всегда думал, что был сильным, а оказалось, просто не имел возможности сделать своеобразный эксперимент. За него это сделала жизнь… Никогда не имея рядом близкого человека, ради которого готов был бы отдать собственную жизнь, теперь в бессилии проклинал тот день, когда желаемое стало явью. Зверское желание напиться, которое посещало его голову уже ни один вечер и на этот раз не минуло стороной. Добраться бы до родных пенат, а там…Он никогда не топил свое горе в алкоголе, он жил, он выживал, и он вытянет Ее из того дерьма, в которое хоть и невольно, но подтолкнул.
Андрей усмехнулся, воспоминания новой волной нахлынули на мужчину, мешая дышать. Солнце за окном, жаркий летний ветерок колышет жесткие пряди волос, обдувая воспаленное лицо, а на душе мерзко и слякотно. Он помнил тот вечер, когда впервые увидел ее, их короткое знакомство. Лениво улыбнулся, и эта улыбка нехотя затронула самые глубокие участочки его души. Тогда он удивился, сможет ли Лиза кого-либо соблазнить… Глупый! Лишь однажды увидев ее, эта девчонка вместе с потрепанными кроссовками забралась в самую душу, впившись в нее клещами, она останется там навсегда.
Улыбнулся, вспомнив ее тихое обеспокоенное бурчание, когда глубокой ночью Лиза тащила его на себе, искромсанного пулевыми отверстиями в кровящем теле. "А пока молчи и сопи в две дырки! Сам он!", — она продолжала бурчать себе под нос, опирая его большое тело о свою хрупкую фигурку, так и тащила на себе до самой кухни. Потом, словно не боясь алого вида крови, промывала багровую рану, прижимая видневшийся из мышцы сосуд тыльной стороной ладони. "Не отпускай…", — шептали ее губы в беспамятстве, когда он выносил ее из дома того отморозка, ставшим ее первым и единственным заданием. "Пришел…нужна…", — в ответ на его мощные руки она хрипло выговаривала слово за словом, и видя ее покрытые ссадинами пересохшие губы он уже знал, нужна больше жизни… К черту никчемную жизнь, если в ней не будет ее! Но Она есть, просто теперь слишком чужая и слишком родная… Каламбур, но родная, она стала для него навеки чужой… Потерянная для него, на всю жизнь, на все его никчемное существование.
Странно, но частенько он стал завидовать людям, топящим свою боль в заветной бутылке алкоголя. Они напивались, теряя человеческий образ и тяготящие душу мысли. Они уходили в другой мир, где не было той постоянной пытки, преследовавшей их долгое время. Он никогда не пил, вначале просто было не интересно, потом и вовсе противно. Лишь иногда, продырявленный очередной долей свинца, делал несколько жадных глотков, дабы заглушить пульсирующую в теле боль. Своеобразная, такая древняя анестезия.
Сегодня ночью он напился впервые. Не просто выпил, он жадно вбирал в себя горячее содержимое очередной бутылки, пытаясь изгнать Ее из себя, вбирая в себя эту гадость, хотел навеки убить новое чувство, словно демон вселившееся в его душу. И батюшка здесь не поможет, все силы земли здесь бессильны… Новый бокал водки, не стал церемониться на более хороший коньяк, а боль так и не покидала… Приглохла, затихла, но чувство ноющего покалывания так и не ушло, намертво вонзившись в тело. Ему показалось, что он уже стал слышать ее голос, хриплый смех, гортанное хохотанье… Стал видеть, как она быстрым движением отбрасывает ото лба длинную челку, как шелковые пряди светлым водопадом оседают вниз, нежно лаская кожу щек и шеи. Он помнил еще их запах, аромат ее волос и негу сладости жарких губ. Он помнил ее всю, от крупной родинки на груди до мелкого шрама на бедре. Он слышал ее, видел ее, он сходил сума… Еще глоток, новый…и вновь. Чувство забвения, которое новым утром с трехкратной силой ворвалось в затуманенное алкоголем сознанье, вместо того, что бы забрать, только принося новую горечь и разочарование.
Запись из дневника:
"Я всегда любила лето, я любила ходить под теплыми каплями дождя, ощущая на теле легкий трепещущий волосы ветерок. Я любила зеленую пушистую траву, бесконечные рожки мороженного в детстве, купания голышом у реки. Я любила июнь, с его первой клубникой, которую всегда уплетала за обе щеки, с его яркими закатами и темными, долгими горячими ночами. Ты думаешь, я романтик? Нет, романтика и я совершенно несовместимые вещи. Я не умела любоваться "чудным" рассветом и маленькой бабочкой на окне, только лишь в детстве… Я научилась радоваться всему этому сейчас, когда вместе со мной во мне жил Наш ребенок.