Эйдену, бездомному человеку, никогда не знавшему, что такое семья, нелегко было уловить смысл слов, с горечью произнесенных его собеседником, понять, что пытался растолковать ему Джаррет Махони. "Неужели возможно, удивлялся полковник, - чтобы для кого-то понятие семьи вытеснило идеалы служения и подвига?" Эйден бросил бы все что угодно, мог пожертвовать любой частью самого себя, чтобы достичь высот славы, которая требовалась для помещения его генов в Священный генофонд. Стоп... Эйден вдруг почувствовал, что нащупал в своих размышлениях нужную нить, связующую его мировосприятие с системой ценностей людей из Свободной Сферы. Ради чего воин клана готов идти на любые лишения, жертвовать благополучием и жизнью, если потребуется? Чтобы не погибнуть в веках, чтобы не было поглощено его имя беспощадным временем, чтобы какая-то часть его - частица честолюбия, ума, внешности, если хотите, передаваясь из поколения в поколение, вечно смотрела на мир серыми, жемчужного цвета глазами, чтобы и через тысячу лет смелые, красивые люди с обветренными, усталыми лицами - дети его детей бороздили пространства космоса, открывая новые земли и принося покой в старые, измученные распрями миры.
Но разве не этого же хотел Джаррет Махони, стареющий мятежник, с мясистым и красным лицом? Пусть его племя готовило детям весьма незавидное будущее, обрекая их на тяжкий труд и невежество, но, в конце концов, жители Випорта желали того же самого - продолжения себя. Они хотели продолжения своих устремлений, воплощения в жизнь своих планов и мечтаний. Эйден признавал, что для этого повстанцы взяли за основу устаревшую и чересчур громоздкую систему человеческих ценностей, и тем не менее полковнику показалось, что впервые он почти понял то, чем были заполнены сотни страниц его тайной библиотеки.
Эйден Прайд бросил рассеянный взгляд на толпу и увидел знакомое лицо, которое глядело из первого ряда прямо на него. Все еще погруженный в раздумья, полковник на мгновение вспомнил Марту - девушку, такую близкую ему во время их пребывания в сиб-группе. Но затем, как удар тока, пришло осознание - это было лицо Марты, но той, двадцатилетней, юной, словно годы не тронули ее кожу сетью морщин, не заставили потускнеть блеск глаз. Эйден вздрогнул. Теперь он узнал девушку и просто не мог понять, как он сумел спутать ее с Мартой. Она была одним из молодых воинов звена Джоанны, он не знал ее имени, но теперь это казалось неважным - прежде всего, во имя Святого Керенского, что она делает здесь, сейчас?!
На короткое мгновение их взгляды встретились, затем она скользнула в толпу и исчезла, оставив Эйдена гадать, не было ли видение галлюцинацией, игрой уставшего ума, измученного передрягами дня.
- Я хочу, чтобы ты понял это, Прайд, - продолжал тем временем Джаррет Махони. - Я не имею ничего против любого из вас. Вы завоеватели. Мы понимаем это и вынуждены признать как свершившийся факт.
- Тогда вы должны признать и наши законы.
- Но когда закон противоречит морали и неоправданно жесток, разве мы должны допускать насилие над собой? Я думаю, что нет. Это бесчеловечно делать из нас рабов, но ведь все ваши действия сводятся именно к этому. Рабство - вот ваш образ жизни! Но мы-то привыкли к свободе, и нет ничего удивительного в том, что мы оказываем сопротивление и пытаемся бороться с этим.
- Почему ты говоришь, что рабство - это наш образ жизни? - рассеянно спросил Эйден. Он продолжал всматриваться в лица обступивших их людей в надежде вновь увидеть молодую воительницу.
- Ты ведь тоже связанный, Прайд. Ты раб вашей системы, связанный идеями войны и психологией клана. Мне посчастливилось. Меня можно сделать рабом вашей системы лишь формально, внутренне я все равно останусь свободным.
- Это просто риторика, - возразил Эйден, поворачиваясь к мятежнику.
Глаза Джаррета Махони расширились.
- Я не знал, что у вас, клановцев, есть представление о риторике.
Эйден пожал плечами. Он не мог найти подходящие слова, чтобы переубедить этого человека. Кроме того, его слишком занимало присутствие на площади воина из звена Джоанны. Куда она делась? Что ей здесь понадобилось? Какую еще ненормальную выходку задумали воины этого беспокойного звена?
Джаррет Махони все еще продолжал назойливо излагать свои философские взгляды, как вдруг из толпы выскочил один из его приспешников.
- Боевые роботы опять вышли из леса! - закричал человек. - Они наступают на город!
- Занять свои посты, - скомандовал Махони, вскакивая со стула. Он кивнул одному из мятежников, указывая тому на Эйдена. - Держи его голову под прицелом, если что - можешь стрелять.
Эйден опять увидел девушку в толпе. Она смотрела на него, и в глазах ее застыло беспокойство. Конечно, при данных обстоятельствах предпринятая звеном Джоанны попытка освободить его была не лучшим выходом из положения, но если уж его люди решили идти в атаку, ему хотелось бы самому вести их в бой, а не отсиживаться здесь, на стуле. Кроме того, Эйден давно уже согласился с мыслью, что самой лучшей стратегией в данной ситуации является банальный захват всех мятежников в плен. "То, что Махони утопист и маньяк, это понятно, - размышлял Прайд, - и главная задача теперь - не дать распространиться его гнилым идеям, чтобы они не пачкали мозги другим". И если ради этой благой цели будут уничтожены все мятежники, заложники, а также их дети, да и сам Випорт исчезнет с лица планеты оставшимся в живых не в чем будет упрекнуть его, Эйдена Прайда, полковника Клана Кречета.
Молодая воительница отвела взгляд и направилась к агророботу, слившись с толпой, которая готовилась к бою.
Женщина, управляющая агророботом, опять показала Джаррету Махони большой палец, а затем дала несколько залпов из лазеров. Тотчас стало очевидно, что она совершенно не представляет себе, как обращаться с этим напичканным боеприпасами агрегатом.
Дети и их родители продолжали толпиться вокруг агроробота и, похоже, не собирались покидать своего пристанища. Взрослые обнимали малышей, словно защищая их от возможных бед, однако все они - и взрослые, и дети были охвачены страхом и, похоже, близки к панике.