— Я слышала лучшую чушь от пьющих разгильдяев, — ответила она. Затем грубо передала ему штрафную книжку. — Подпишите, мистер Сент-Джон.
Уэйд начинал нервничать. Ему хотелось уже убить эту бабу.
— Что, если я откажусь подписывать? — он осмелился спросить.
— Тогда я арестую вас за игнорирование государственной повестки.
Уэйд рассмеялся.
— Вы бы не осмелились. Может, вы не совсем понимаете, кто я. Я Уэйд Сент-Джон. Мой отец…
— Подпишите квитанции или выйдите из машины, — сказала офицер Прентисс, затем достала блестящие наручники Peerless.
Уэйд, кипя, подписывал штрафы. Коп оторвала свои копии и довольно грубо сунула их в карман рубашки.
— И если я когда-нибудь снова увижу, как вы что-нибудь выбрасываете из этой машины, — сказала она и улыбнулась, — я брошу этого богатого мальчика в мою тюрьму за меньшее время, чем требуется, чтобы сказать об исключении из колледжа. О, и хорошего дня.
Затем офицер Прентисс уехала на своём полицейском автомобиле, оставив Уэйда с отвисшим ртом.
«Хорошего дня? — подумал он. — Детка, ничего хуже, чем это, уже точно не будет».
Глава 5
Женщины зашевелились, стоная от бесконечных снов. Их логово было лабиринтом; они находились глубоко в нём. Лабиринт был тихим и чёрным, как смерть.
Они лежали вместе обнажённые, их большие глаза внезапно, необъяснимо открылись. Что-то их разбудило. Что-то — было слово.
— Кто мы? — удивились они в унисон.
Но потом они вспомнили. Погребённая тьма лабиринта начала двигаться. Они вспомнили, кто они такие. Они вспомнили слово, святое, любящее слово.
ВЛАСТИТЕЛЬ.
— ПРОСНИТЕСЬ!
— Эй! — сказала одна.
— Эй! — закричали ещё несколько.
— Мы тебя любим! Мы вспомнили сейчас!
Они вместе хихикали в своём логове. Они от радости поцеловались.
Затем голос, как любовь, ласкал их.
— МОИ ДОЧЕРИ, МОЯ ЛЮБОВЬ.
Лабиринт оживал. В их логове стало тепло. Тёмный и святой свет казался прекрасным на их белой коже.
Воспоминания подобрались ближе. Они все для служения своему богу! Но сначала пришёл импульс. Поддержание существования. Голод. Наполнение себя. Женщины вспомнили. Они были голодны.
— Еды!
Да, им нужна еда. Чтобы наполнились животы. Тёплое мясо. Кровь.
— Еды, пожалуйста!
Голос ВЛАСТИТЕЛЯ был подобен обещанию на ветру.
— СКОРО, ДОЧЕРИ. ВЫ СКОРО ПОЕДИТЕ. СКОРО НА ПИР БУДУТ НОВЫЕ СВИНЬИ.
Их чресла покалывали. Из их красных губ текли слюни.
— Кровь!
— Мясо!
— Новые свиньи!
Они возились в своём логове, упиваясь обещаниями, как поцелуями. Новая кровь для купания и мясо. Они хихикали и ухмылялись.
— ДРАГОЦЕННЫЕ ДОЧЕРИ… ВСТАВАЙТЕ!
Трактир «Старый Эксхэм» представлял собой допотопную катакомбу из кирпича и цемента, полную тупо противоречивого декора. Наверху был паб, внизу сцена. В трактире подавали только пафосные «лёгкие закуски» и импортное пиво. В конце концов, город знал, кого он обслуживает — избалованных, богатых студентов колледжа, — и именно поэтому они отличались астрономическими ценами. Такие счета выставлялись только «определённым» группам, не распространяясь на местный сброд.
Они спустились по каменным ступеням к одному из небольших обеденных островков вдали от сцены.
— Чувствуешь себя лучше? — спросил Том.
Джервис кивнул, как деревянная марионетка. Ему не разрешили бриться — нельзя было доверять его нынешней руке и складу ума, чтобы держать бритву у горла. Но они привели его в порядок и заставили прийти сюда.
— Я выпью пива, — сказал он в конце концов.
— Ты выпьешь кофе, тупой болван, — поправил Уэйд.
— И поешь, — сказал Том.
Джервис застонал.
Уэйд сделал заказ у официантки, чья форма в стиле браухаус с оборками открывала достаточно места декольте, чтобы припарковать небольшой катер. Том и Уэйд осторожно взглянули друг на друга, обдумывая стратегию открытия Джервиса. Том осознавал хрупкость ситуации. Уэйд, однако, предпочёл более прямой подход.
— Значит, она бросила тебя, да?
Джервис запричитал. Том покачал головой.
— Послушай, Джерв, — сказал Уэйд, — тебе нельзя скрываться от этой штуки вечно. Тебе придётся принять эту ситуацию и вспомнить, что у тебя есть яйца.
— В жизни бывают взлёты и падения, — сказал Том. — Это один из её недостатков.
Лоб Джерва был на столе.