Голос Уайта потерял резкость. Нераскрытое убийство могло попасть в газеты, опорочить колледж, заставить его уволиться.
— Я не могу тянуть время, Прентисс. Это дерьмо должно быть раскрыто, и я имею в виду нас, а не какое-то постороннее ведомство. Мы будем закрыты, когда сюда прибудет штат.
— Штат? Агроусадьба входит в состав кампуса. Это наше.
— Нет, не совсем так. Все животные лицензированы государственным департаментом сельского хозяйства. Инспекторы здравоохранения захотят узнать, не убила ли животных какая-то болезнь. Мы должны всё раскрыть к вечеру.
«К вечеру?»
— У меня сейчас нет времени заниматься обследованием, — пожаловалась Лидия. — Мне придётся начать прямо сейчас. Мне нужно, чтобы вы снова включили питание, мне нужен свет, чтобы найти отпечатки. И мне понадобится холодильное оборудование, мне понадобится место в лаборатории, мне понадобится…
— Я дам тебе всё, что нужно, — прервал её Уайт. — Ты говоришь, что можешь делать такое дерьмо, так приступай к делу. Я доверяю тебе, Прентисс, но послушай это. Если ты облажаешься и выставишь меня дураком, я позабочусь о том, чтобы ты проверяла счётчики на парковке в течение следующих двадцати лет. Ты поняла?
— Меня трогает ваше доверие, — сказала Лидия.
Глава 7
Джервис знал, что прошлой ночью в трактире он никого не смог обмануть. Притворяться, будто он оставил Сару позади себя, было поступком, который у него никогда бы не получился, как труп, притворяющийся не мёртвым. Уэйд видел его насквозь; наверное, Том тоже.
Бар назывался «У Эндрю» — дыра для деревенщин в десяти милях от кампуса. Песни Глубокого Юга играли тихо из музыкального автомата, звуки гитары и рассказы о нарушенных обещаниях и разбитых сердцах. Толпа байкеров стояла вокруг бильярдного стола, делая глотки алкоголя и часто употребляя копрологические глаголы.
Джервис сидел в затемнённой части бара. Равная темнота его разума успокаивала его.
«Как труп, притворяющийся не мёртвым», — снова подумал он.
Но что могло вызвать такой образ? Он заказал три бутылки Heineken у пухлой блондинки с длинными волосами, потрёпанные обрезки юбки которой обнажали ягодицы.
— Ты выпьешь всё это в одиночестве, милашка? — спросила она.
— Всего две из них. Я кое-кого жду.
Её пупок выглядывал из мясистой плоти.
— Ты в порядке?
— Всё хорошо, — солгал он.
Он дал ей чаевые.
— Господи, спасибо, милашка.
— Не стоит.
«Просто оставь меня в покое».
В конце концов прибыл его гость, и в темноту его столика скользнула тонкая тень. Изящные пальцы сжимали чистый манильский конверт.
— Добрый вечер, мистер Чанек, — сказал Джервис.
— Добрый вечер, мистер Смит. Или вы мистер Джонс?
Джервис подал ему пива.
— Талл. Джетро Талл.
— Конечно. Мои извинения.
Чанек ухмыльнулся через лицо афериста, его постоянная лёгкая улыбка и длинные волосы жирно свисали со лба. Джервис понял, что именно улыбка показала искренность этого человека. Чанек был счастливым обитателем. Он жил подлостью и отчаянием, которые скрывались за миром, но при этом каким-то образом улыбался искренним счастьем.
— На вашего парня много дерьма, — сказал он. — Удивительно, что можно откопать по номеру машины.
Джервис съёжился, чтобы заглушить внезапное возбуждение. Это была либо быстрая работа, либо неряшливая.
— По сто пятьдесят в день, — сказал он, — вы будете доить меня как минимум неделю. Так ведь делают частные сыщики, не правда ли?
— Только при разводе, где женщина красотка, — сказал Чанек. — Я не люблю тянуть время. Это плохо для бизнеса.
«Замечательный бизнес».
Джервис зажёг Carlton.
— Кстати о бизнесе…
Голос Чанека был мягким, но грубым, возможно, намеренно.
— Его полное имя — Вильгельм Карл фон Генрих. Его отец разработчик из Западной Германии, очень-очень богатый. Немцы вкладывают тонны денег в южное побережье, как японцы в Калифорнию.
— Вильгельм Карл фон Генрих, — пробормотал Джервис.
— Парню двадцать шесть лет. Окончил Бамбергский университет по специальности «бизнес». Он мгновенно влился в это, как и его отец.
— У вас есть фотография?
Чанек выложил брошюру для акционеров. Десятки аккуратных лиц улыбались с глянцевого листа корпоративных членов. Одно лицо было обведено красным маркером, и на нём было написано «Вильгельм Карл фон Генрих», как буквы на надгробии.
«Этот человек — моя эпитафия», — подумал Джервис.
Он только однажды увидел издалека Вильгельма, выходящего из своего белого фургона. Однако теперь лицо Вильгельма улыбалось и выглядело невероятно красивым. Внезапно Джервис почувствовал себя очень плохо. Лицо было похоже на обложку GQ: квадратная челюсть, ярко-голубые глаза, короткие светлые волосы, очень арийские волосы, идеальные зубы.