— Вы полагаете правильно, — сказал Гларк. — И я могу вам сказать, эта нержавеющая сталь имеет ограниченное распространение.
— Как это может быть нержавеющая сталь? — спросил Уэйд. — Нержавеющая сталь не ржавеет.
— Всё, что сделано из металла, — проворчал ему Гларк. — Из свинца, титана, алюминия, лития, ртути, из всего, чего угодно. Если это металл, молекулы на его поверхности ржавеют. Вы просто не сможете увидеть это без какого-либо увеличения.
— Я знал это, — сказал Уэйд. — Я просто проверял вас.
Гларк нахмурился. Лидия наклонилась. Уэйд нашёл её декольте намного интереснее, чем то, что они рассматривали.
— Цвет — вот что мне бросилось, — сказала она. — Он тоже…
— Неровный, — закончил за неё Гларк. Он перешёл к более важной цели. — Он старый, какой бы он ни был, и я не имею в виду наши остатки, я имею в виду исходный металл. Обычно вы можете увидеть составные части сплава, но я их здесь не вижу. Это грубый, фальсифицированный материал.
— Как вы думаете, он проиндексирован?
— Вряд ли, — сказал Гларк. — Но давайте всё равно поработаем.
Уэйд ухмыльнулся. Это была чушь полная. Он последовал за ними к ряду низких машин. Гларк закрыл круглую крышку и включил электронно-лучевую трубку. Фактически этот аппарат составляли четыре машины. Лидия объяснила, что этот процесс называется спектрофотометрической спектрофотографией A/N. Уэйд не знал, что означают буквы А/N, но подумал, что может сделать довольно хорошее предположение, когда заметил этикетку на работающей машине: «Внимание, это устройство содержит радиоактивные изотопы».
«Отлично, — подумал Уэйд. — Миниатюрная АЭС на Трёхмильном острове».
Лидия продолжила объяснять. Следы вещества сгорели при феноменальной температуре. Затем свет от горения фокусировался через призменную структуру и фотографировался. Фотография обработана как линия цветов от белого до тёмно-фиолетового. Это называлось исходным спектром. Цвета представляли составляющие микроэлемента, которые затем были идентифицированы путём сравнения с индексированными контрольными образцами. Общая стоимость четырёх машин составила более миллиона долларов.
Уэйд заметил яркий белый свет, просачивающийся из шва крышки люка. Цифры и буквы, числовые эквиваленты сгоревших молекулярных факторов, начали появляться на электронно-лучевой трубке. Через несколько секунд машины загремели. Из щели в толстом плёночном процессоре Canon вылетел листок бумаги — исходный спектр.
«И это всё, для чего она работает? — подумал Уэйд. — За миллион долбаных долларов?»
Лидия и Гларк принялись изучать толстые книги в кольцевом переплёте, заполненные полосками того же цвета. Уэйд сомневался, что ему когда-либо в жизни было так скучно.
— Думаю, я нашёл это, — объявил Гларк почти час спустя.
Он снял с переплёта ламинированный лист. Сверху читался индекс указателей: «Антиквариат».
Лидия посмотрела на него и нахмурилась.
— Железо? Как мы могли так долго искать железо?
— Потому что это не коммерческое, — сказал Гларк. — Мы не смогли найти индекс производителя, потому что он отсутствует. Этот контрольный образец неточен, но достаточно близок, чтобы дать нам наш ответ.
— Я не понимаю, — сказала Лидия.
— Инструмент, который вызвал ваш удар, был выкован вручную, — просветил её Гларк. — Согласно этому индексу, вы ищете что-то возрастом не менее трёхсот лет.
Глава 17
На красный свет Chevrolet Camaro проскочил мимо уличных вывесок и столбов с камерами. Ярко-красные хвосты, словно жидкости, отражались в скате безупречно белого капюшона. Автомобиль мерцал.
Том смотрел. Сестра показывала ему вещи.
За пределами сумерек Том видел города или что-то вроде городов: геометрические владения невозможной архитектуры, тянувшиеся вдоль исчезающей черноты ужасной черты — бушующую землю безумств. Вогнутые горизонты, заполненные звёздами или чем-то вроде звёзд, сверкали на фоне кубистических пропастей. Он видел здания и улицы, туннели и многоквартирные дома, странные сплющенные фабрики, из дымоходов которых струился маслянистый дым. Это был некрополь, систематизированный и бесконечный, без ошибок в неевклидовых углах и линиях. Это был кромешный ад. Желоба почернели от ядовитой сукровицы. Приземистые стигийские церкви воспевали безмозглых богов. Безумие было здесь правителем, атаксия — единственным порядком, тьма — единственным светом. Гениальный, невыразимый правитель смотрел в ответ.