– В тыл заходят, гады, – догадался Семен. – Спрашивается, зачем, если нас с этого бока скала прикрывает?
Ответить на этот вопрос было некому и, поправив болт в желобе, он стал целиться в мелькающие изпод щита ноги бегущего воина. Бежал тот не быстро, поскольку то и дело проваливался в снег, но и ног его из-за этого почти не было видно. К тому же на глаз стрелка то и дело набегала слеза. Семен все-таки решил расстаться с болтом и нажал на спусковую скобу. Результата он не заметил – воины один за другим покидали поле зрения. Семен немедленно перезарядил арбалет и…
И обнаружил, что стрелять не в кого, если только не пытаться добить раненого. Последний был слишком далеко и к тому же лежал на снегу и не подавал признаков жизни.
Темп развития событий резко замедлился. Прошло минут пять. Потом десять, пятнадцать – ничто не происходило. Вроде бы послышался невнятный шум примерно там, где скрылись воины. Это, впрочем, мог быть и звук упавшего со скалы снега.
Все это Семену сильно не нравилось: «Прямо пытка какая-то – мы их не видим, они нас не видят. Чего ждать, спрашивается? А получается, что чего угодно: могут с той стороны залезть на скалу, могут обойти ее и оказаться над нами, могут прямо снизу проползти между камнями и подобраться почти вплотную – идиотизм какой-то! Остается только позавидовать Хью – у него нервов, по-моему, вообще нет. Это, наверное, у неандертальцев видовые особенности – способность переносить длительные голодовки, не мерзнуть и сутками сидеть в засаде, не двигаясь. Но я-то так не могу!»
И вдруг Семен почувствовал, почти физически ощутил, как сидящий рядом с ним парень внутренне напрягся – буквально до звона – хотя неандерталец не изменил ни позы, ни выражения лица.
– Ты что-то слышишь? Что-то чуешь? Молчание.
– Ну?!
– Хью слышать, – слабый шепот одними губами. И вдруг твердо: – Ходить надо.
– Куда?!
– Туда ходить, – указал рукой парень. – Хью ходить да, ты ходить нет. Пусти, Семхон.
– Ничего не понимаю, – признал Семен. – Что там такое?
Парень посмотрел ему в глаза, и у Семена возникло знакомое ощущение: за темными зрачками плещется океан древнего, бездонного неистовства. Не зря, ох, не зря наставник молодежи старейшина Медведь без конца повторяет подросткам, что в бою смотреть в глаза хьюггу нельзя.
– Вместе пойдем, – сказал Семен. – Тут сидеть бесполезно. Сюда с трех сторон подобраться можно, и ничего не поделаешь.
– Хью вперед ходить.
– Двигай, – согласился Семен и принялся распихивать по карманам арбалетные болты.
Говорят, что спускаться труднее, чем подниматься. Это действительно так, особенно если по камням и снегу, если опираться можно лишь на одну ногу да на древко пальмы, если в любой момент может прилететь палка с кремневым наконечником…
Хью почти сразу скрылся между камней. Семену, впрочем, было не до него – он скрипел зубами от боли и старался выверять каждый следующий шаг. Тем не менее он дважды поскользнулся и упал, лишь по счастливой случайности не сломав и вторую ногу. В падении он выпустил арбалет – болт вывалился, а тетива щелкнула, покинув зацеп. Натягивать ее вновь Семен не стал – все равно на спуске не до стрельбы. Он по-прежнему не видел ничего вокруг, кроме камней и снега, но какие-то звуки, кажется, сквозь шум собственного дыхания различал. За выступом скалы явно что-то происходило.
Внизу известняковый уступ совсем сократил обзор в левую сторону. Оттуда слышались хруст снега и удары – кажется, дерево о дерево. Там, похоже, дрались, и, будь Семен полностью дееспособен, он немедленно рванулся бы… Или кинулся… Но боль в ноге отрезвила и заставила сначала взвести арбалет – пальму он сейчас может использовать лишь как костыль. Прижавшись к корявой поверхности камня, Семен преодолел-таки последние метры и осторожно выглянул из-за скалы.
То, что он увидел, заставило его отшатнуться, выпустить древко пальмы и вскинуть арбалет к плечу. Отставленная нога не дала опоры, Семена повело в сторону, и выстрел не состоялся. Пока тело восстанавливало равновесие, мозг успел освоить часть полученной информации и не потребовал повторения попытки. Семен стоял и смотрел…
На снегу, подкарауливая каждое движение друг друга, топтались двое: Хью с пальмой в руках и массивный седой неандерталец, вооруженный длинной палицей. Еще трое хьюггов стояли, опершись на древки тяжелых копий. То, что кремневые наконечники подняты вверх, а не нацелены на врага, однозначно указывало, что происходит поединок, а не просто смертоубийство. А еще через пару секунд Семен понял, что в этой схватке инициатива принадлежит Хью, хотя он на полголовы ниже противника и, наверное, вдвое легче. Секундой позже стал ясен и смысл темных пятен на снегу: чуть дальше – возле самого основания скалы – лежали трупы их преследователей.
Хью улыбался и почти танцевал на снегу, словно под ногами у него был паркет или татами. Похоже, противник понимал смысл мелькающего прямо перед ним тускло блестящего лезвия. Он явно запаздывал с реакцией, да и оружие у него было значительно короче.
…Тычок восходящий, рубящий, блок древком с отводом в сторону, уклонение, кистевой рубящий, обманный рубящий по косой траектории, уклонение, резкое сокращение дистанции, удар древком, уклонение, уход на дальнюю дистанцию, короткий горизонтальный секущий и, без паузы, сложная связка с тройным изменением угла атаки…
Что там у кого отлетело и упало на снег, Семен разглядел не сразу: «Господи, да он же ему ухо отрезал!»
– Станди вок-ко, – сказал, улыбаясь, Хью, – тэнут ли кар, таари ур. Уменхур нкоа?
«Сейчас будет второе, – перевел для себя Семен. – Потом нос, потом голова. Или сначала отрезать руки?»
Он решил не проверять, что будет, если неандертальцы заметят его раньше, чем он сам того захочет. Семен набрал полную грудь воздуха – эти ребята болезненно воспринимают громкие звуки. Сделал шаг вперед, поднял арбалет и заорал по-русски:
– Стоять!!! Не двигаться!!! Руки вверх!!! – прокашлялся и добавил – уже тихо, на языке хьюг-гов: – Всех убью!
Пара секунд немой сцены. Потом Хью воткнул пальму древком в снег, повернулся к Семену спиной, наклонился и задрал на заднице подол меховой рубахи. Вновь пауза – присутствующие смотрят то на Хью, то на его противника, то на Семена. Старый хьюгг, по-видимому, был здесь главным. Во всяком случае следующее действие предпринял именно он: палица упала на закапанный кровью снег, неандерталец сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, видимо восстанавливая дыхание, повернулся, слегка наклонился и приподнял висящую на нем шкуру. Остальные довольно дружно повторили его телодвижения. Штанов, разумеется, ни на ком из них не было.
«М-да-а, – размышлял Семен, созерцая волосатые мужские задницы. – Это всего лишь ритуальный жест – "кхендер" называется. Но все равно противно».
– Можете жить, – надменно и медленно проговорил Семен, опуская оружие. – Убивать не буду.
Он подождал, пока хьюгги примут приличные позы, и ткнул пальцем в седого:
– Ты кто?
– Тирах, – последовал ответ.
Семен чуть вновь не вскинул арбалет, а пальцы уже начали давить на спусковую скобу. «Ч-черт, прямо психоз какой-то! Ведь знаю же, что этот к тому отношения не имеет. И "Тирах" у них не имя, точнее, не только имя, но и обозначение главы какой-то полусемейной общности».
– Знаешь меня?
Молчание. Семен всмотрелся в морщинистое лицо, в выцветшие глубоко посаженные глаза собеседника и почувствовал, что стоит на верном пути.
– Говори: кто я?
– Бхаллас, – выдавил, наконец, хьюгг.
– Видел меня раньше?
– Нет. Рассказывали.
– Что?
– Ты уже приходил. Не захотел отдаться людям. И все умерли.
«Хорошенькое дело, – вздохнул Семен. – Они меня, значит, из лучших побуждений три дня пытали, поджаривали и в перспективе собирались съесть в качестве жертвы. А я, неблагодарный, вырвался и начал ломать их длинные черепа. Потом вообще подоспели наши и устроили им настоящую бойню. В общем, обидел я их. Но что интересно: память о тех событиях сохранилась, то есть кто-то из свидетелей выжил. Наверняка они считают, что и экологическая катастрофа, и приход новых кроманьонских племен на их землю произошли из-за того, что меня не съели».