Понаблюдав однажды процесс охоты на диких лошадей, Семен решил его радикально улучшить, тем более что теперь у него был топор. К тому же, несмотря на все доводы разума, приложить руку к добыванию пищи ему все-таки хотелось. Не меньше недели он ежедневно переправлялся на противоположный берег, лазил по лесу на террасах и работал топором — рубил жерди, точнее, все, что было достаточно прямым и длинным. Потом переправлял все это через реку, грузил на волокушу и заставлял Варю тащить на перешеек. При помощи мальчишек там за несколько дней был воздвигнут забор-дарпир, наискосок перегораживающий сухое пространство, оставляя неширокие проходы у воды. Принцип строительства был знакомый и примитивный: две треноги и между ними горизонтальные слеги, дальше еще одна тренога — слеги крепятся на нее и на предыдущую. Сооружение невысокое и хлипкое, рассчитанное на то, что ломать эту изгородь или прыгать через нее животные не станут — просто постараются обойти. Стройку закончили без особых мук и стали гадать, что получилось: испорченное место охоты или наоборот.
Стадо оленей дозорный заметил еще на подходе. Нашлись поблизости и свободные охотники — они успели вовремя. Луки им не понадобились. К тому же, как потом выяснилось, возле озер арьергард стада был атакован местными волками.
«Я преступник и варвар, — думал Семен, глядя на груду оленьих туш. — Неандертальцы с их способами охоты рядом со мной просто невинные дети. Оправдать меня может лишь одно — если не пропадет ни куска мяса. А как это сделать?»
Собственно говоря, технология вяления и копчения была уже отработана, проблема заключалось в хранении готового продукта: вяленое мясо, даже будучи развешанным под крышей, требует постоянного внимания и все равно портится. Сейчас его много, а куда девать свежее? К решению этой проблемы Семен был не готов и напрягал мозги довольно долго.
«По литературе и жизни известно еще два способа „консервирования“ мясопродуктов без соли — их использовали эскимосы и чукчи. Вариант первый: выкапывается яма, набивается мясом и… закапывается. В итоге получается легендарный продукт под названием „капальгын“ или „капальхен“. Для „бледнолицых“ моего родного мира это блюдо символизирует… В общем, не важно, что оно символизирует, но есть они его не могут. Вот в книжке, помнится, было написано, что мясная яма иногда оборудовалась внутри чума, и когда ее открывали, чтобы извлечь мясо для варки, населению приходилось на время покидать жилье — такое там возникало „амбре“. Другой способ ферментированного консервирования: в кожаный мешок собирается кровь, туда забрасываются куски мяса, жира, рыбы, растений и все это сбраживается. Деликатес, наверное… Впрочем, об этом только читал, а от соратников даже рассказов не слышал — у нас такое давно уже не делают. Попробовать? Что-то как-то… Нет, не поймут меня люди… Они и вяленое-то мясо заготавливают лишь в память о прошлой голодовке. Можно придумать „вариации на тему“. Традиционные мясные ямы эскимосов и чукчей не являлись настоящими погребами. Они были мелкими — лишь до мерзлоты, долбить которую не было, наверное, ни желания, ни возможности. Под нами тоже мерзлота, и, в принципе, можно оборудовать большой хороший погреб. Вот только копать его нужно зимой, чтобы не началась неуправляемая оттайка грунта, но зимой-то с хранением мяса проблем как раз и нет! Тем не менее надо будет, наверное, заняться. Но это — на будущее, а сейчас?»
В конце концов решение нашлось — странно даже, почему Семен сразу не додумался: пеммикан!
«Блюдо это, изобретенное североамериканскими индейцамн, одно время было весьма популярно и среди „белых“ людей — охотников, полярников и военных. Говорят, в Штатах и Канаде целые фабрики работали по его производству, а может, и сейчас работают. Ну, бледнолицые этот индейский продукт, конечно, усовершенствовали, чтобы, значит, их цивилизованная кишка от такой первобытной пищи в узел не завязывалась.