Семен осознал, наконец, что и Юрик, и Сухая Ветка спят — давно и крепко. «Что ж, — вздохнул бывший завлаб, — в моем мире когда-то был в моде метод обучения во сне».
Выбор оружия начался с интеллектуальных мук: Семен сидел, чесал затылок и думал. Собственно говоря, это было необязательно — выбор уже вроде как сделан. После исторического Совета топор к Семену не вернулся — старейшина Медведь (он же главный тактик, стратег и тренер молодежи) инструмент заграбастал и занялся усиленными тренировками самого себя. Его голубой мечтой стало снести этой штукой голову какому-нибудь врагу. О том, что топором можно рубить дрова, никто, конечно, не вспомнил. От Семена же требовалось одно: наколдуй еще!
Честно говоря, заниматься оружием Семену не хотелось — он предпочел бы истратить металл на инструменты. Однако он немного знал историю своего родного мира и понимал, что означает появление каких-то чужаков на границе земли охоты лоуринов: «Условия жизни людей и животных изменились, и, скорее всего, началось Великое переселение народов. Само оно не рассосется, а что могут противопоставить чужакам лоурины? Полтора десятка воинов, полдюжины не прошедших посвящения подростков? Так ведь мужчины должны еще и охотиться — им нужно кормить почти сотню детей и женщин. У племени есть, конечно, запасы сушеного мяса, но по нынешней жизни расходовать их страшно. Впору действительно готовить и вооружать „женский батальон“. Впрочем, какой уж там батальон — и роту не набрать.
В общем металлическое оружие действительно нужно, причем такое, которым можно было бы сравнительно легко научиться пользоваться и которое давало бы владельцу значительное преимущество перед противником. Совсем не факт, что топор таковым является. В военном деле другого мира топор применялся против латников и всадников. У него, в отличие от меча, удар более концентрированный — можно и щит прорубить, правда, он в нем застрянет. А колющие удары топором наносить нельзя — усовершенствование требуется. Зато топор можно метать. В некоторых средневековых европейских армиях метательные топоры даже на вооружении были — по 5—6 штук у солдата. А уж томагавки американских индейцев! Прочитал когда-то тактико-технические данные этого оружия. Прицельно мечут его метров на 10—15. В полете томагавк вращается и, проходя сквозь кусты и ветки, вроде бы траекторию не меняет. Еще выяснилось, что предназначен томагавк не для боя, а для добивания убегающего противника — запулить ему в затылок. Форма у этих метательных топоров была разная — на наш плотницкий ни одна не похожа. В те времена, когда Аляска была российской, тамошние индейцы в качестве томагавков использовали русские колуны (!). В общем все это очень романтично, но чем томагавк эффективней дротика или метательной палицы?
Родная история показывает, что топор, попав на войну, начал быстро эволюционировать. Сначала, кажется, он удлинился, вытянулся и превратился в бердыш, он же секира. Кроме того, боевой топор вступил в интимную связь с копьем и породил метиса — алебарду. Ею, как и бердышом, можно колоть и рубить. Все бы хорошо, но выковать лезвие бердыша в наших условиях довольно трудно, что уж там говорить про алебарду. Ни приличных инструментов, ни приспособлений для сложной ковки нет, а делать их можно всю оставшуюся жизнь. Кроме того…
Кроме того, есть в бердыше и алебарде какой-то общий недостаток, который не позволил стать этому оружию в один ряд по популярности с копьем и мечом. Какой? Ну, наверное… Это же древковое оружие, то есть управлять рабочей его частью (лезвием) нужно на расстоянии, а тут получается сразу два угла — между древком и рукой и между древком и лезвием. А вот у копья и меча этот угол только один. То же у палицы или дубины — взялся за рукоятку и бей-круши во все стороны, не глядя, что там у тебя на конце. С бердышом так не получится — все время координироваться нужно. В общем, сложно все это: и делать сложно, и воевать. А что-нибудь попроще?