– Они и мне не нравятся, – признался Семен. – Но теперь Ващуга и Данкоя будет держать в нашей власти страх перед Нишавом и… «магия глины». Головастик свою работу уже заканчивает.
Скульптурные портреты Ващуга и Данкоя, украшенные их натуральными волосами, были выставлены на всеобщее обозрение. На сей раз Семен попросил Головастика добиться настоящего сходства. Узнать самих себя в этих изображениях главы кланов, конечно, не могли, но приближенные им все объяснили очень доходчиво. Ващуг почти плакал, Данкой старался держаться невозмутимо, но ему, кажется, тоже было изрядно не по себе. Семен специально долго крутился среди пленников, прислушиваясь к их шепоту. Получилось примерно так, как он и ожидал: портреты дают власть над своими прототипами – это крепче и надежней, чем любые цепи.
Бизон, Медведь и Головастик наблюдали сцену знакомства с портретами, стоя в сторонке. Семен подошел к ним:
– Видали, как получилось? Теперь эти ребята никуда не денутся!
– Все это хорошо, – вздохнул старейшина. – Но давай лучше отправим их всех в Нижний мир. А потом займемся оставшимися!
– Соглашайся, Семхон, – попросил вождь. – Ни к чему они в Среднем мире!
– Нет, – сказал Семен. – Не дождетесь!
Этот день, казалось, никогда не кончится: Семен что-то организовывал, доказывал, кого-то запугивал, кому-то что-то объяснял. Когда стало смеркаться, он был выжат как лимон, но у него создалось впечатление, что, по крайней мере, до завтра никто никого резать не будет. Он влез на смотровую площадку, отправил вниз дежурившего там Хью и наконец остался в одиночестве.
Семен смотрел на степь, на реку, на людей, копошащихся внизу, и пытался размышлять: «Этот мир им кажется бесконечно древним, а на самом деле он еще молод. Здесь нет жестких структур власти, нет правил чести, которые были бы общими. Общим, пожалуй, является только желание, чтобы "других" не было. Неандертальцам хочется, чтобы не было кроманьонцев, и наоборот. Лоуринам совершенно не "в кайф" присутствие в степи чужаков. У последних свои дела и разборки, так что остальные им только мешают. Никто никому не нужен и не интересен, разве что в смысле добычи голов или скальпов…»
Пересекая в очередной раз площадку, Семен чуть не споткнулся о какое-то препятствие. На полу, прислонившись спиной к стене, сидел человек, которого тут только что не было. Семен молча метнулся в сторону, схватил пальму и стиснул руками древко – может, хватит на сегодня сюрпризов?!
Человек вытянул по полу ноги и сложил на груди руки. Его контуры становились все более контрастными, словно он обретал плоть, которой был лишен. В сумерках на фоне темных бревен проступило длинное безбородое лицо, лысый череп, светлая одежда без украшений.
– Черт бы вас побрал, – сказал Семен вместо приветствия и перевел дух. – Только вас мне тут и не хватало для полного счастья!
– Рад, что появился вовремя, – улыбнулся Пум-Вамин. – А черт меня уже брал – и не раз. Трудный был денек, правда?
– Вам-то что за дело? Или выговор за меня получили? Опять, дескать, этот придурок остался жив – какое безобразие!
– Ну что вы, Семен Николаевич, – улыбнулся инопланетянин. – Ваши подвиги вызвали лишь еле заметное движение правой брови нашего Куратора.
– Но этого хватило, чтобы вы явились сюда? И опять, наверное, в виртуальном виде?
– Конечно! Вы же тут сильно одичали. Правда, наша техника позволяет пришить обратно даже отрубленную голову, но это весьма неприятная операция. Да и не стоите вы таких затрат. Впрочем, наблюдать за вами многим доставляет удовольствие. Ведь это же надо: наладить производство керамики и металлических изделий! В приледниковой тунд-ростепи! В каменном веке! А какие партизанские рейды, какие сражения! Вы же тут целую Троянскую войну устроили – на десять тысяч лет раньше срока!
– Чем же в таком случае недоволен ваш Куратор?
– Да дело даже не в его недовольстве, а в моем профессиональном любопытстве, – пояснил Пум-Ва-мин. – Надо же мне повышать квалификацию!
– Так удовлетворяйте это свое любопытство и проваливайте! Некогда мне тут с вами! – почти спокойно сказал Семен. Ему очень хотелось все-таки попытаться срубить собеседнику голову, но он подозревал, что тот просто посмеется над ним.
– С удовольствием! Позвольте вопрос: вы ведь вменяемы, так зачем делаете то, что делаете?
– Вы что, забыли?! – изобразил удивление Семен. – Я же обещал, что буду всеми силами ломать ваш людоедский план обустройства этого мира!
– Ломать, конечно, не строить, а строить вы не хотите, – качнул головой Пум-Вамин. – Ну, разве что вот такой примитив из бревен. С душами людскими работать слишком сложно, правда?
– Что из них строить-то? Модель моего собственного мира? После палеолита должен наступить неолит, а там и до цивилизации рукой подать! Этих имазров с аддоками не вы ли с места стронули и на нас напустили?
– Семен Николаевич, не приписывайте нам лишнего. Все это в пределах того объема знаний, которым вы располагаете. На западе региона проживало несколько племен. Кто-то из них специализировался на крупной дичи, кто-то на средней и мелкой. Последние сумели в какой-то степени одомашнить лошадь. Она животное очень пластичное – быстро привыкает к человеку и столь же быстро дичает. Заимствование навыков между племенами происходит редко, но в данном случае именно это и случилось. Оседлые в целом охотники на мамонтов приобрели некоторую мобильность, которая им пришлась очень кстати, поскольку настало время бурных климатических изменений. Это, конечно, лишь продление агонии – в историческом смысле охотники на крупную дичь обречены, как и основной объект их охоты.
– Не вы ли говорили, что именно человек помог мамонтам вымереть в условиях кризиса? – вспомнил Семен.
– А вы хотите, чтобы люди помогли им выжить? – усмехнулся Пум-Вамин. – Так не бывает. К тому же мамонты здесь уже на грани – смертность молодняка в популяциях циркумполярной зоны достигла предела, за которым начинается деградация и вымирание.
– А мы этот молодняк будем зимой подкармливать! – выдал Семен свой стратегический план.
– Организуете коммунистические субботники? – снисходительно улыбнулся инопланетянин.
– Зачем же? – парировал Семен. – Все как положено – на сугубо религиозной основе. Мамонт станет священным животным, как корова в Индии. Заготовка сена будет культовым действием, вроде жертвоприношения. Это, конечно, капля в море, но, может быть, именно она и перетянет чашу весов в другую сторону!
– Вы что же, хотите из местных верований слепить религию?! – удивился Пум-Вамин. – Этакое христианство с зоологическим уклоном?
– А почему бы и нет? Поклонение мамонту должно стать всеобщим и массовым, тогда появится надежда на реальный результат. Полагаете, что существуют какие-то непреодолимые препятствия?
– Для вас, похоже, непреодолимых препятствий нет, – поморщился Пум-Вамин, – кроме продолжительности человеческой жизни, конечно. Только не мешало бы задуматься о последствиях.
– Что вы имеете в виду?
– Людей, разумеется. Вы представляете, чем религиозное сознание отличается от мифологического первобытного?
– Ну-ка, ну-ка, – оживился Семен, – поучите меня, раз пришибить не можете!
– Да вы все прекрасно и сами знаете, просто думать не хотите. Для людей с первобытным мышлением чужих ценностей – духовных и материальных – просто не существует. Никто здесь никого не грабит и не уничтожает. Людям, по сути, нечего делить, разве что охотничьи угодья. Да и это повод не для войны, а лишь для ссоры – более слабый отступит, пока есть куда.
Допустим, новая религия приживется, допустим, центром ее станет поклонение мамонту как воплощению Творца Вседержителя. Собственно говоря, не очень и важно, что или кто станет центром. Просто это уже будет иной уровень мышления, на котором люди начинают замечать соседние культуры и, соответственно, доказывать им и себе, что они лучше, правильнее. Каким образом? Ну, например, строить дворцы и ваять статуи, а чужие дворцы разрушать, а статуи разбивать.