– Вы смешной,- ответила она ему.- Склады есть. Их много и они разные, но на них нет замков. Приходи и бери всё, что надо для производства, а пришедшее в негодность тоже снеси на склад сбора. Всё. Приехали.
Автобус остановился на площадке между корпусами.
– Марина!- окликнул девушку водитель.- Вечером в кино придёшь?
– Приду, но при условии. С Валеркой не цапаться,- не выслушав его реакции, она отошла.
– Ухаживают?- полюбопытствовал Гусев.
– А вы в 19 лет не ухаживали?- вопросом ответила она.
– Бегал, ну как без этого. Грешен,- признался Гусев.
– Господи, какой же тут грех!!- она расхохоталась.- От клуба до калитки проводить, грех? У меня пять братьев и две сестры. А если вы за грех секс, который в стране отсутствовал, то тут мы глубинка патриархальная. Зато по рождаемости можем дать фору китайцам. У нас сейчас семей с пятью детьми почти нет,- она ещё заразительней рассмеялась.- Владимир Егорович!- крикнула она седовласому мужчине, который куда-то шёл мимо.- Сопроводите гостей по объекту, пожалуйста.
– Барвинко!- представился мужчина, пожав всем руки.- Вас и вас видел по телевизору,- сказал он Лукину и Явлинскому.- Часто по новостям дают ваши мнения по разным вопросам. Смотрю. А вас не видел,- Барвинко всмотрелся в Гусева.- Нет, точно не видел.
– Гусев Андрей Андреевич,- назвался Гусев.
– Хорошо, сопровожу. Ступай, Марина Сергевна. Всё им покажу. Идёмте,- пригласил он "яблочников".- Сейчас выдам вас каски, дозиметры, проинструктирую и двинемся в обход.
Три часа Барвинко таскал гостей по комплексу, где почти отсутствовали люди, но механизмы крутились. Только на разгрузочной они встретили людей. Это был водитель 180-ти тонного "Белаза", говоривший ещё с двумя рабочими. Подошли к ним.
– Приветствую вечную оппозицию!!- прокричал как-то громко водитель и пожал всем руки.
– Глуховат малость,- прокомментировал Барвинко, что водителя не обидело.
– Контузия. Танкист в прошлом. В Чечне долбануло. Попал туда, когда служил срочную. Ерунда,- он махнул рукой,- не смертельно. Жив и, слава богу. Это! Начальник лагеря просил вас доставить. Я за рудой еду мимо. Там от дороги до лагерного посёлка пятьсот метров. Полезайте по лестнице в кабину.
Гости повиновались. "Белаз" взревел и тронулся. Водитель заорал во весь голос:
– Вам надо было взять в прокат телефоны. В гостинице. У администраторши. А то ищи вас свищи среди этого металлолома.
– Спасибо!!- прокричал в ответ Гусев, не рассчитывая, что при таком шуме глуховатый водитель расслышит. А тот в ответ проорал:
– Не за что!! Советикус-амфибикус!!- и для убедительности стукнул по рулевому колесу.- Зверь!! Всё потеряешь. И слух и голос. Вы смотрите по сторонам. Удивительные виды с такой высоты открываются.
"Белаз" летел по дороге ловко разминаясь со своими собратьями, вздымая в небо десятки тонн пыли. Ехали полчаса.
– Вот по этой дорожке пёхом никуда не сворачивайте и упрётесь в посёлок. Оттуда он вас завезет своим джипом. Так сказал. Бывайте, граждане политики,- попрощался водитель.
Гости потопали в указанном направлении. Шли, как им показалось, долго. Ожидали увидеть ворота, столбы обвитые колючей проволокой, но их взгляды упёрлись в стройные ряды аккуратных домиков, возле которых на веревках трепетало бельё.
– Наверное, посёлок обслуживающих лагерь,- высказал предположение Лукин.
На крыльце второго домика сидел человек, голый торс которого представлял картинную галерею. Чистой кожи на нём не было, кроме лица. Он грелся на солнышке. Они подошли, и к нему обратился Лукин.
– Извините за беспокойство, нам надо в лагерь. Не подскажите, куда дальше идти?
Сидевший осмотрел их внимательно и произнёс:
– Мои беспокойства в сравнении с вашими – ничто. Идти вам никуда не надо. Вы уже на территории лагеря,- эти его слова заставили их оглядываться.- Ищите атрибуты соцреализма?- спросил зэк.- Так их нет. Ни вышек, ни собак, ни охраны. А вы к кому?- они стояли молча, переминаясь с ноги на ногу.- Если вам нужен Чуб, Чубайс Толян, то это прямо по дороге до 71 по номеру, потом от него в сторону, влево между домиками. У него 143 нумер. Всего господа,- сказал зэк, дав понять, что разговор окончен.
143 номер домика увидели сразу, как только вышли из-за угла 71-го. И тут им на встречу появились Юмашев, Гайдар, Чубайс.
Через два часа позвонил по внутреннему телефону начальник лагеря, и гости вышли к его джипу на дорогу. Только тронулись, Лукин спросил:
– Извините за любопытство. Вам сколько лет?
– Двадцать,- ответил начальник лагеря.
– А звание у вас есть?
– Должно быть вроде. Минюст меня аттестовал по полной программе при вступлении в должность, но я у них не получаю ни копейки и потому мне всё равно, какое они мне должны дать звание. Согласно штатного расписания эта должность генеральская. Двадцать тысяч зэка у меня в армии. Что вас так удивило? У Егора Гайдара дед был, судя из биографии, почти в таком же звании, как я сейчас, возрасте.
– Да нет, не удивило. И лагерь…, нам всё пояснили. И что, в самом деле, никто не бежал ни разу?
– Вы бы своих знакомых увидели по прибытии сюда! Кожа и кости, в глазах страх. Сейчас они оклемались, стали на людей похожи. Лагерь не рай. Ну, куда они побегут?
– А уголовные?
– И эти не побегут. У всех вечное без права амнистии. А где жизнь дожить, тут или в том, где тебе глотку готовы за пайку перерезать, не мне судить, их бы и спросили.
– А свидания не запрещены? Частые.
– Сколько угодно. Только работу свою делай. Потому на посиделки даю два часа. Регламент, как таковой, отсутствует. Если жена или знакомая, то даю трое суток в специальном балке, но не чаще раз в месяц. Матери кой к кому приезжали уже. А вот жёны нет. Не из декабристок себе выбирали. Вру. Одна приезжала бывшая. Развелась с ним ещё в начале 1992 года. Вот она приехала бывшего мужа поддержать. Да и у некоторых жёны сидят тоже.
– Мы спрашивали у них, кому принадлежит идея такой частный лагерь построить, но они отмолчались. Странно как-то отмолчались.
– Карпинский и организовал. Какой тут секрет!? А вам они не сказали потому, что только тут поняли, что за всё сказанное надо отвечать. Не знают же они наверняка, что именно он хозяин, вот и молчат. Специфика.
– Но случаи какие-то бывают? Драки, разборки.
– Этого не было ни единого раза. Покойник один был.
– Убили?
– Нет. Сам повесился.
– Кто?
– Филипов. Молодой. 32 года отроду. Работал в каком-то промышленном министерстве. Я дела его не читал. Мне не положено. Мне дают данные простые. Фамилия, имя, отчество, год и место рождения, размер срока и всё. Статья, за что осужден, мне не надобна. Чтобы не сложилось превратного к человеку отношения. Для меня они все одинаковы. Все зэка, а это – ограничение в правах. И всё. Весной ко мне подвалил один из уголовных. Старый. Полста по лагерям. Начальник, говорит, краем уха слышал, что у вас в Аян маленький самолёт летает. Прошу тебя первый и последний раз, отпусти туда на пару дён. Смотрю на его данные, он родом оттуда. Это на побережье Охотского моря посёлок. Спрашиваю, что там забыл, мол. Могилу матери, говорит, хочу посетить. За всю жизнь, говорит, я ей открытки не послал, хоть был богат временами несказанно. Хоть на могиле перед её душой повинюсь. Отпустил я его. Он ко мне по возвращению притопал. Есть в каждом из них человеческое, но глубоко сидит. Так вот он приходит, сел на табурет и молчит. Что, говорю, опять не так что-то. Я тебе слово, говорит, начальник дал, больше ничего не просить. Было, отвечаю ему. Так и не прошу, но не могу тебя подвести, ты для меня сделал добро и не могу тебе гавно подкладывать. Отправь меня, просит, под любым предлогом в обычный лагерь, хочу быстро умереть, нет мне прощения. Я, говорит, и тут мог бы руки на себя наложить, но…, но тебе западло не сделаю. Вору до сучизма опускаться нельзя. Слово есть слово. Вот так!
– Отправили?
– Да. Его уже нет в живых.
– Вы знали, что он покончит с собой, и отправили?!!
– Знал и отправил. Серьёзный они все контингент. Очень. Я его не потому отправил, что боюсь взысканий за самоубийство его, а потому, что его осмысленный выбор уважаю. Он мне сказал тогда, что в таком раю не могу гадить, мне, мол, надо в дерьме поганом сдохнуть и так, чтобы следов не осталось, чтоб как собаку зарыли.