Сына Луны.
Мира.
Нападение.
Исцеление…
То, что эти моменты были взаимосвязаны, Аскель понимал с самого начала, но раньше просто не придавал им такого значения и не выстраивал всё в такую цепочку, благодаря которой многое, если не всё, становилось понятным.
Теперь стало понятно кто, осталось понять как, пусть это и было не обязательно — просто хотелось понять откуда черпал Сын Фурий свои силы и возможно ли научиться тому же.
Крики ребят вернули Аскеля в реальность.
Опять.
А по арене метался Громмель, подслеповато щурясь и яростно разнося всё вокруг, постоянно врезаясь в стены, дезориентированный и явно очень оголодавший, бросаясь на всех подряд и только чудом обходя доселе Хофферсона.
Конечно, инструктаж, если таковой и был, парень бессовестно пропустил.
Продумал?
А близнецы и Рыбьеног уже успели выбыть из их урока, явно задетые залпом дракона, не успевшие сориентироваться, защититься если не своим Даром, то подручными средствами, и теперь формально убитые.
Раньше он не витал столько в облаках, понял с удивлением Аскель.
Это на него даже как-то не похоже было.
Совсем не похоже.
Сморкала, что ни удивительно, даже в тренировочном (ой ли) бою пыталась выглядеть наиболее выгодно с эстетической точки зрения, за что и поплатилась, еле успев закрыться щитом от залпа раскалённой лавы, выпущенного Громмелем.
Потому что магия огня от лавы не спасала.
Совсем.
И маги огня были очень даже уязвимы к высоким температурам, устойчивости к ней у них было не больше, чем у любого другого обычного человека.
Вот, остались только он и Мира.
Если честно, то — не удивительно, остались самые серьёзные.
Очень показательно.
Разозлённый дракон, не долго думая, бросился в сторону девушки, сходу определив в ней более слабую, более уязвимую цель, и теперь стараясь достать её своим залпом.
А Мира даже не пыталась изобразить, будто ей страшно.
Она просто посмотрела в глаза дракону, спокойно и даже как-то отстранено.
В упор.
Дракон мотнул головой и сам, без угроз или помощи со стороны Плеваки, поплёлся в сторону своей клетки под разочарованный вой остальных ребят, включая даже подражавшего остальным Рыбьенога.
— Ведьма! Как ты это сделала?! — взорвалась Сморкала возмущениями. — Ты же неудачница, горе всей деревни! Твои глупые родители были рады умереть, чтобы тобой не позориться!
Запрещённый приём.
Неправильный.
Грязный.
— Йоргенсон, а ты не перегибаешь палку? — тихо спросила Забияка, но вошедшая в раж Йоргенсон её уже не слушала, всё говоря и говоря очередные гадости.
— Повтори, — сказала почти неслышно Мира, когда её противница на миг умолкла.
— Ах, у нашей Рыбьей Косточки прорезался голосок? Что же ты раньше пряталась за маминой юбкой? Ой, у тебя же нет мамы! — ухмыльнулась Сморкала, стараясь давить в самое больное.
А Мира лишь наклонила голову к плечу, и на лице её изобразилось какое-то непонятное выражение, и самым правильным определением ему была «брезгливость», словно девушка была вынуждена смотреть на что-то интересное, но невыносимо мерзкое.
А потом тихо хмыкнув, она покачала головой.
Для обычно совершенно равнодушной ко всему девушки — верх эмоциональности.
— Как мне тебя жаль, Йоргенсон, — заметила Мира почти доброжелательно и, развернувшись, скрылась за воротами арены, так и не проронив больше ни слова.
«Жалеть надо жалких!» — вспомнил вдруг Аскель.
Действительно.
— Повзрослей уже, Йоргенсон, — бросил он Сморкале и тоже пошёл в сторону выхода под гробовое молчание остальных.
***
В последующие недели её успех на арене повторялся.
Как выяснилось, у равнодушия Миры ко всему оказалась оборотная сторона медали — её взгляд стал совершенно невыносим для большинства разумных существ, а невозможность смотреть собеседнику в глаза откровенно раздражала.
Иккинг, судя по всему, страдал той же проблемой, но с ней он научился как-то справляться.
По крайней мере он не жаловался.
Впрочем, он — Король, и потому ему вызывать ужас и трепет в некоторых подчинённых было весьма полезно, и потому он мог найти применение этой своей черте.
За эти недели Иккинг сумел-таки научить её видеть ту энергию.
Аши.
Так он её назвал.
В какой-то момент парень ей, чуть смущённо признался, что понятия не имел, откуда ему были известны многие вещи — они прост были в его голове, и он не ничего не мог с этим поделать, лишь учась пользоваться этой странной информированностью.
Он говорил о снах, что начались у него после того, как он стал Королём.
Об иногда посещавших его видениях.
И эта откровенность подкупала Миру — хотело так же рассказать что-то такое же личное, важное, но ей нечего было сказать.
У неё ничего не было.
У неё было ничего.
И она просто пыталась помогать Иккингу, своему… Учителю, стараясь вновь зажечь гордость в его глазах.
И, возможно, у неё даже получалось.
Но вот, настал день, когда Старейшина должна была выбрать достойнейшего ученика.
Он должен будет убить Ужасное Чудовище на глазах у всей деревни, тем самым став полноценным викингом и получив почёт со стороны остальных — мечта для всех ребят.
Кроме неё.
Её вообще в тот момент здесь тут не будет, стало быть.
А последний урок был окончен, дракон в очередной раз сам ушёл в свою клетку, и теперь Старейшина Готи выбирала достойнейшего ученика между Мирой и Аскелем.
Её выбор пал на… девушку.
Негодование Хофферсона было почти физически ощутимо, но Мира на это лишь пожала плечами и побрела к выходу — в лес.
Хвастаться успехами.
***
После того, как Мира выбежала с арены, Аскель решил проследить за ней, чтобы найти ответы, на мучившие его вопросы.
Несколько недель, с того самого памятного первого урока, Аскель не следил за Мирой, решив сосредоточиться на тренировках, которые оказались сложнее, чем казались на первый взгляд.
С магом, как выяснилось, справлялся он быстро, а вот с драконом…
Отсутствие постоянной практики просто кричало о том, что все его победы на поле боя были чистой воды случайностями и везением.
Воина спасало не везение.
Воина красило мастерство.
И если отгадать тайну Сына Фурий и его сил можно было только вот такими преследованиями, то пускай — цель оправдывала средства, раз даже совершенно равнодушная к драконам Мира под его руководством (а иначе и быть не могло) стала лучшей из всех.
И Аскель, как бы он не злился, признавал, что это — правда.
Какая-то таинственная сила была у Миры, и теперь не сколько сама девушка, сколько её способности интересовали привыкшего быть лучшим во всём, за что он брался Хофферсона.
Так, в размышлениях, он проследовал за девушкой до какого-то оврага.
Услышав чей-то рык, парень затаился, и начал уже осторожнее подбираться к краю скалы.
В овраге стояла Мира и говорила с… Ночной Фурией?!
Аскель шокировано приоткрыл рот, но подавив желание закричать, которое могло выдать его местоположение, он молча стал наблюдать за этой сценой, думая о том, какую выгоду ему могло принести то, что он внезапно узнал, отвлекая себя этими мыслями от страха.
У дракона были жёлтые, как теперь у Миры, глаза.
То, о чём велась беседа, было неясно отсюда разобрать речь девушки не получалось, способностями Говорящего, чтобы понимать ответы дракона он не обладал, а прочитать по губам ему мешало то, что Мира стояла к нему спиной.
Но разве Мира была Говорящей?
Она же маг воздуха!
Вдруг Фурия втянула носом воздух и резко повернула голову в сторону скалы, за которой прятался Хофферсон, проклинавший с тот миг нюх явно почуявшей его твари.
— Выходи! — крикнула Мира, даже не поворачиваясь.
Аскель замер, взвешивая все «за» и «против», и с сожалением понимая, что от самого быстрого дракона ему было не удрать, а потому придётся сдаваться на милость девушки.
— Выходи, тебя заметили! — повторила та, словно услышав его мысли и поторапливая теперь.