Люди на палубах падали один за другим, словно марионетки, коим обрезали нити.
Воздух словно стал гуще, в нём ощущалось напряжение, как в миг перед грозой, и это беспокоило Харальда с каждым мигом всё больше — что там придумал Лувеˈнˈавир на сей раз?
И как выкрутится теперь?
Что предпримет?
Что сотворит…?
Океан будто закипел, и огромная, гораздо больше чем в самый лютый шторм, волна поднялась, двигаясь против обыкновения от берега и к кораблям, которые смела за считанные секунды, сталкивая их друг с другом, играясь ими, словно щепками, погребая их навсегда в морской бездне.
Время замедлилось.
Никто не шевелился, только драконы испуганно поднялись чуть выше.
Когда поверхность воды успокоилась, на ней не было ни одного корабля — только то там, то тут виднелись обломки досок и мачт сцеплявшимися к ним людьми, да созданные парочкой уцелевших магов моды льдин, на которые те затаскивали раненых, но ещё живых товарищей.
Ещё.
Пока что.
В том, что этот удар — не последний, можно было не сомневаться, но нельзя было отрицать то, что именно поэтому нужно было бить по Теням сейчас.
Ведь такое… так убить за раз тысячи человек, не устав при этом, не вымотавшись, не потеряв свою скорость и сноровку было просто невозможно для человека.
Для не-человека — тоже.
***
То, что он сейчас сотворил было уже выше дозволенного, выше человеческих способностей, даже разделённых с тринадцатью учениками, и это было даже не чудо — это была сотворённая их… его, его! Руками катастрофа, великая трагедия, скорбеть по жертвам которой он не будет.
Что-то в нём оборвалось в тот миг, когда стоя перед отцом без маски и шлема, он понял, что тот Иккинга не узнал.
Не признал.
Послал гореть в Бездну, что, собственно, было вполне естественно и даже в коей-то степени правильно.
Для человеческой логики.
Для человека.
Ненависти к родителю не было — была непонятно откуда взявшаяся печаль, наполнявшая разрывавшую сердце и душу на кусочки пустоту, и только тонкие пальчики Миры, вцепившиеся в его руку, будто говорившие: нет, не один — прорвёмся.
Так что же мучило тогда Иккинга?
Что не давало ему покоя?
Парень прекрасно знал о том, что практически обрёк себя, пропуская всю те тёмную, злую Аши сквозь себя, и ученики, включая даже Миру, лишь добавляли свою собственную энергию и ту, что успевали черпать из окружавшего их мира, отдавали ему всё, что он сделал всё за них.
И вину взял на себя.
Так было нельзя.
На самом деле, то, что он совершил, граничило с жертвоприношением.
Как бы то ни было удивительно, смерть отдельно взятого Разумного, да и вообще любого живого как оказалось, действительно была неплохим источником энергии, высвобождавшейся в миг разрыва уз, что держали вместе Разум, Тело и Душу, но шла эта Аши не мифическим Владыкам, богам и прочим дьяволам, а конкретному разумному — жрецу, что-то самое жертвоприношение совершал.
Потому они были так распространены на юго-западных землях.
Потому боги — чушь, как и их Дары.
И именно тем был отвратителен, но действенен способ, к котором только что прибёг Иккинг — энергией от смерти части людей от смёл волной по его воле взбушевавшегося моря остальных людей.
Смерть ради смерти.
Отвратительно.
***
Повинуясь жесту руки предателя, его Змеевики с всадниками на спинах помчались в сторону Чёрного Острова, чтобы ответить Теням тем же, на что их воины обычно обрекали уничтожаемые ими народы.
Некогда цветущая деревня горела, и пламя вздымалось к самому небу.
Злую шутку сыграли Синие Шипы, обратив драконов против тех, кто их, вообще-то, обычно защищал, зная, что Тени не были обучены убивать крылатых.
Не садами теперь пахло — горький дым застилал глаза.
И драконы Чёрного Острова защищались изо всех сил, зная, что деревня — последний рубеж, ведь дальше была только долина, где были их пары и дети, все те, кто не мог или не был способен защитить себя сам от нападения себе подобных.
Люди тоже сражались отчаянно — они знали, что после того, что совершил их Король, пощады им можно было не ждать.
Шипы пленных не стали бы брать.
Только не теперь.
«Победа или Смерть!» — о, как это было похоже на девиз какого-нибудь племени викингов!
Но в тот миг именно это повторяли про себя именно воины народа Теней, с каждым шагом, с каждым удар, калечащим очередного дракона, с каждой каплей крови — своей ли, чужой ли, они понимали всё отчётливее, что теперь дороги назад не было, и именно это словно предавало сил.
Всё горело, раненные товарищи падали наземь рядом, из последних сил, уже понимая, что выбраться не получится, пытались утянуть собой побольше врагов.
Победа или смерть…
Выбор был невелик.
Победа.
Любой ценой.
Даже если цена — собственная гибель.
***
Харальд приказал своему Змеевику приземлиться, и стоило дракону выполнить это, мужчина спешился.
Он неотрывно смотрел в глаза следившего за каждым его шагом Короля Чёрного Острова и с удивление отмечал то, что раньше ускользало от его внимания — парень каждым своим жестом, каждым движением, взглядом, аурой своей напоминал не человека, а дракона.
Ночную Фурию.
Воистину — сын Фурии.
— Что же, всё-таки, привело тебя на мой остров, предатель? — прошипел Лувеˈнˈавир, скаля все восемь своих клыков на манер зверя, и казалось, что ещё чуть-чуть — и он зарычит.
— Я пришёл завершить начатое, — ответил Харальд просто, дав знак своим людям.
Дюжина Змеевиков с всадниками бросила своё занятие — бой с какими-то неизвестными мужчине молодыми парнишками-Тенями, по всей видимости, новобранцами, и бросились в сторону, в которой виднелась тонкая фигурка Королевы, неестественно застывшей, как и воины Синих Шипов перед ней.
А парень, казалось, даже не боялся за жену.
Почему?
— Ступай с миром, — устало прошелестел парень, неуловимо перетекая в боевую стойку, становясь напружиненным, готовым к бою, — или с миром покойся.
Харальд отзеркалил его действия, говоря — не оступлюсь, не откажусь от своей идеи.
И завязался бой.
Они не сыпали друг на друга смертоносными атаками, не поливали друг друга пламенем, а кружили, подобно драконам, то нанося удар, то уклоняясь от чужого, и всё повторялось вновь.
Оба они устали.
Оба они не видели смысла в плясках и пафосных словах.
Только… только если они не могли сбить противникам, вывести его из равновесия.
— Ну что, Лувеˈнˈавир, ты доволен моей работой? Смотри, как погибает всё то, что ты строил все эти годы! — захохотал Харальд притворно, но довольно натурально, ведь даже он сам поверил своему приступу злорадства. — Они бы не погибли, если бы ты тогда позволил бы мне занять власть!
Вдруг раздался оглушительный драконий рёв, и все обернулись в сторону, откуда он донёсся, даже сам бой приостановился.
В нескольких метрах над землёй парила Королева Чёрного Острова — Мира с Олуха, Ученица Короля и прочее, прочее, а вокруг неё металась стая из девяти Змеевиков, рыча и поливая девушку огнём, но, впрочем, совершенно безрезультатно.
Сфера из воздуха и не думала пропускать пламя.
Ещё трое Змеевиков валялись неподалёку, жалобно скуля на манер побитых щенков, их крылья явно были сломаны — не бойцы.
Теперь — не бойцы.
Возможно — не жильцы.
— Видишь, твоя жёнушка сейчас погибнет от лап моих зверушек — ухмыльнулся Харальд, стараясь ещё больше отвлечь своего противника, но он не ожидал того, что оставшиеся драконы подобно своим предшественникам рухнут наземь, неспособные даже пошевелиться.
Лувеˈнˈавир довольно оскалился — учил он свою супругу на славу.
Девушка в мгновение ока оказалась совсем рядом с ними — всего в шагах двадцати, не более, непонятно, как преодолев такое немалое расстояние, их разделявшее доселе, так быстро.