***
Зуко бессильно злился из-за собственной беспомощности.
Он сумел найти в себе достаточно решимости, чтобы восстать против своего отца и, под поражённым его взглядом перенаправить те молнии, что наверняка должны были его убить.
Не убили.
Не убьют.
Точно — не они.
Он нашёл в себе смелость бросить вызов всему, во что верил, даже став изгнанником, когда в него продолжал верить лишь дядя, которого он так вероломно предал, которому был так бесконечно благодарен, и вину перед которым он не сумеет искупить ничем, но Аватар…
Он не может решиться пойти и сдаться ему на милость, предложить стать его учителем, и всё ради одного — чтобы свергнуть отца.
Того, кто совершил переворот.
Того, кто стал отцеубийцей.
И только этот факт уберёг Зуко от того, чтобы закончить всё там, в бункере, когда он был сильнее, был вооружён и способен отомстить за маму.
Но информация о том, что она жива, оказалась важнее.
Да ещё и тот странный тип в Тюремной Башне… От него так явно фонило какой-то потусторонней жутью, что хотелось сжаться и больше никогда с ним не встречаться.
Но того монстра в человеческом обличии он явно мало интересовал.
Немного царапала совесть своими когтистыми лапками за то, что от не помог сбежать ещё и Страннице, но та категорически отказалась уходить, мотивируя это тем, что освободить её должен именно её Мастер.
Может тот жуткий человек и был её Учителем?
Хотелось верить.
И не хотелось.
Нет.
Он встанет и пойдёт, и поможет Аватару, на зло всему миру, своей полоумной сестре, монстру-отцу и себе прежнему, назло былому укладу жизни, назло всем и вся!
Ну не получается у него «ради»…
***
Он открыл глаза, но перед ними все та же темнота, что и мгновением ранее.
Лёгкая паника окутала его, но он постарался не подавать виду — всё же предположение о том, что он мог неведомым образом ослепнуть, было не только бредовым, но и пугающим.
Впрочем, отличие в энергии места, в котором он находился, явно говорило о том, что он сейчас где-то очень далеко.
Больше всего это ощущение напоминало то, что он чувствовал, находясь в Круге.
А рядом с ним стояла Мира.
Она, в свою очередь, удивлённой не выглядела, явно воспринимая происходившее, как должное и ничуть не тяготясь неопределённостью, в которой они так внезапно оказались.
Одного он не понимал — почему же для него эта ситуация была, что ни говори, дикой, а Мира вела себя так, словно для неё это было привычно.
Это неправильно.
Во тьме, их окружавшей, тем временем стали проклёвываться светлые точки — звёзды!
Звёздное небо!
Только оно со всех сторон, и вверху, и внизу, и по бокам… Вдруг, пространство прошила белая линия. Она извивалась, сверкала отращённым светом, меняла толщину и яркость. Глянув под ноги, он понял, что стоял на стеклянной тропе.
Тропа эта и была той самой линией, просто появившейся из бесконечности и уходящей туда же.
Даже не Круг.
— Круг — это выбор, — вдруг разрезал тотальную тишину голос Миры.
— Значит, раз его нет, нет и выбора?
Иккинг был озадачен.
— Стало быть так.
— И где мы, получается? — всё так же удивлённо, уже без страха, но с нотками беспокойства спросил он более сведущую в таких вопросах Ученицу, видя её понимание ситуации.
Это место выглядело знакомым, но конкретно тут он не был никогда.
Опять же — энергия была не просто чужой, она словно не вся могла быть восприняла привычным для Иккинга способом, потому масса информации просто оказывалась вне его сознания лишь по причине невозможности её считать.
У Миры же, судя по всему, такого затруднения не было — отсюда можно было предположить, что они очень, очень далеко от своей родины.
— Если Круг — фрагмент Высоких Измерений в Трёхмерном Мире, а Грань и есть Грань, граница, то есть, переходное состояние пространств, везде и нигде, а Сложные Измерения есть пространства, для всех, уреме Высших, недоступные, то логично предположить, что из всего вышеперечисленного мы находимся именно на Грани, — расщедрилась на целую тираду девушка, задумчиво рассматривая какую-то точку вдалеке.
Они синхронно вздохнули.
— Значит, мы — на Грани?
— Верно.
— И что же теперь? — задал вполне закономерный вопрос Иккинг, тоже принимаясь рассматривать ту точку.
А она всё росла, словно приближалась.
Или не «словно».
— Вообще, мы можем вернуться домой, но Тофˈлес так и остался там, а это не хорошо. Тем более что наши бренные физические оболочки остались там же.
— Вернёмся назад? — предложил Иккинг, смерившись с тем, что Мира теперь всегда знала больше него, пусть и не могла осмыслить всё, что знала, пока не проговаривала это вслух.
— Наверное… — протянула девушка, почему-то чуть хмурясь и желая словно шагнуть вперёд. — Но не просто же так мы оказались на Грани — сюда без явного на то желания или без веских причин попасть невозможно.
— А причиной такой может стать… чужая воля?
— Может.
Слово, короткое и жестокое, обрушилось на него, подобно каменному дождю.
— Если то воля Высшего. Небесного Странника, — пояснила Мира, тоже начиная догадываться о происходящем.
Из общих знакомых у них было только двое Высших, и только одна из них была Странником.
— Мир вам, мудрая Странница, доблестный Хранитель, — раздался знакомый, чуть усталый, чуть насмешливый женский голос.
Лаун выглядела как всегда, и появилась точно так же — внезапно, неожиданно для всех, и в то же время — вполне ожидаемо, закономерно, и потому становилось как-то спокойно.
Мирно.
— Мир тебе, Лаун, — кивнула Мира.
— Лёгкого Пути, Странница.
— Как я вижу, вы уже много поняли сами? — улыбнулась Высшая, одобрительно глядя на понимание и согласие в глазах Старших. — Значит, всё проще, чем могло быть. В первую очередь, я хотела передать волю Древних.
— Но ведь они давно ушли за Грань, — воскликнул Иккинг удивлённо.
— Ушли, — согласилась Лаун. — Но порою возвращаются и следят за ситуацией. Так что… Во-первых, вы сможете вернуться домой только в том случае, если обяжетесь через пятьдесят лет уйти. Уйти, и забрать всех драконов — им не место рядом с Магами, это сильно нарушает баланс сил в вашем мире. Вам дадут подходящую планету, там даже есть Библиотека. Тем более, ваше Странствие даже ещё не начиналось…
— Хорошо.
Опять — слово-решение, слово-судьба.
Весь мир в одном слове, будущее цивилизаций и многих, многих народов.
— Вот как, — озадаченно произнесла Высшая. — Я ожидала другого ответа, если честно. Стража пришлось уговаривать. И отговаривать — у него были планы на родной мир. Только обрисованные перспективы заставили его согласиться уйти на А’Ксаан.
— Я — не Страж.
— Тоже верно… — вздохнула Лаун. — Ты должен взять другое имя, Хранитель.
Интересный поворот.
К чему бы это?
— Чтобы ещё больше походить этим на Стража? — почти что без гнева, только с усталой злостью прошипел Иккинг, хотя внутренне с этой просьбой (а просьбой ли?) был вполне согласен. — Зачем? Я хочу быть собой, а не жалким Отражением Легенды.
Лаун покачала головой.
Неодобрительно.
— Ты — это ты, Хранитель, — заявила она строго, даже чуть властно. — Не путай. Взять другое имя и стать другим разумным — разные явления. Ты называешь себя Лувеˈнˈавир, и это тоже имя. Но ты остаёшься Иккингом. Страж был Иккингом, но тот умер, и его место занял Аран. Ты же остаёшься тем, кем и был рождён. В этом ваша разница.
— Тогда… Пусть будет Нави, — опять легко согласился Икк. Нави. — Как сокращение от Лувеˈнˈавир.
— Пусть будет так, Сын Лувеˈн, — усмехнулась Высшая.
— А что же моя жена?
— Мира… сокращение от многих имён, но тебя я нарекаю Мие-Раш, — ответила та, обращаясь к девушке, в разговор даже не пытавшаяся вмешаться, прекрасно зная, что примет любой его исход.
— И это всё?
— А должно быть что-то ещё? У вас полвека.