Я решил не спорить, я совсем не разбирался в травах и не хотел показаться невежей. Меня очень огорчило, что я ошибся со стратегией, но я не привык унывать. Я сохранил каменное выражения лица.
Еще ничего не решено. Я чувствовал, что выйду победителем в этой игре. Это осторожное ощущение ни разу меня не подводило, в то время, когда я наблюдал за действиями и словами других.
И хоть теперь я сам стал активным участником игры, я видел все сделанные ходы, как бы со стороны.
Я решил ознакомиться с тем, что мне предлагали лично и надеялся сослаться на недостаточное количество.
Но как назло, меня привели в кладовую, где хранились сотни огромных мешков с самыми разнообразными травами.
Мои одуванчик, ковыль и золотой молочай были выданы в таких количествах, что я мог сварить отвар на целую роту солдат.
Я затребовал воду, кастрюли и чаны для подготовки отвара. Поймав на себе любопытные взгляды кухарок, поварят, посудомоек, я разглядел одну хорошенькую молодую особу среди них. Она ловко нарезала морковь кружочками ножом с широким лезвием, и не отрываясь от работы, смотрела на меня. Она была не так красива, как Элайна, но здесь на кухне среди присутствующих она явно чувствовала себя звездой.
— Иоланта! Престань пялиться! Веди себя подобающе! Буркнул на нее повар
— Что я делаю не так?
Ах вот она та, которой грезит этот толстый аббат, бедняжка! Мне стало ее жаль. Тут царили не очень справедливые порядки.
Все ожидали моих действий. Но во избежание кривотолков я попросил удалить всю прислугу из кухни.
— Повар, не знаю, как тебя зовут. Мне не хотелось бы раскрывать свой рецепт. В руках неграмотного сочетание трав принесет больше вреда, чем пользы. А вы, повара, как никто знаете цену секрета точных рецептов.
Я вызвал плохо скрываемое раздражение повара. Он проворчал, что ему нужно кормить господ и он может лишиться головы по моей милости.
Я в ответ промолчал и просто посмотрел ему в глаза. Он отвел взгляд, не желая ссориться с одержимым, я был уверен, что слухи обо мне уже достигли кухни барона. Что же слава одержимого имеет и положительные стороны. Некоторые из местных все-таки меня побаивались.
Моя просьба была выполнена, работники кухни покинули просторное помещение. Я остался наедине с посудой и мешками сушеных растений.
В дальнем конце кухни стоял стражник, но он не глядел в мою сторону. Он старательно делал вид, что рассматривает высокий потолок и полки с кухонным инвентарем. Видимо, ему было поручено следить за тем, чтобы я не сбежал.
Первым делом я налил полный чан воды для того чтобы окончательно убедится, что я нахожусь в чужом теле, в теле Девитта Ланге, сына Фааса, гражданина графства Фландрия.
Сомнений не осталось, когда на поверхности воды я увидел чужое лицо. На меня смотрел молодой человек лет двадцати пяти с волосами цвета выгоревшей на солнце соломы и лазурно-синими глазами.
Я повел рукой по водной глади. Поверхность взволновалась, и успокоившись явила мне мой новый облик вновь. Я был красив. Я и в той жизни не был уродом, но теперь я понял почему девушки на улицах в крепостных пределах называли меня красавчиком.
Мне было приятно осознавать, что все мои предыдущие проблемы с внешностью остались в прошлом. По крайней мере, пока в пошлом.
Судьба или что-то еще давали мне шанс пожить жизнью очень привлекательного, здорового, сильного и мужественного молодого человека.
Осознание этого факта удесятеряло мои силы. Я энергично взялся за работу.
Несколько часов я усердно кипятил воду в чанах, опускал туда пучки трав в кастрюли, то замешивал и сливал, то разбавлял получившийся отвар по новой.
Пока я делал вид что готовлю лекарство, я усиленно думал над тем, как я сумел попасть в чужое тело.
Но сколько бы я не напрягал память, ничего кроме вкуса горького шоколада, болезненных конвульсий и спазмов в мышцах, напоминающих удары тока в 220 вольт на ум не приходили.
Мне казалось, что на воспоминании о переходе из прошлого в сегодняшнее настоящее в моей памяти стоял блок. Я назвал это ощущение про себя «шоколад 220»
Время от времени мне казалось, что я хорошо знаю местность, где меня исторгла из себя старая реальность. Холм и долина, с которой началось мое злополучное посещение Розенлааря, были до боли знакомы, будто я их видел сотни раз, в той другой жизни Саввы Филатьева.
Трактир «У Оленя» что-то сильно напоминал, но я никак не мог уловить детали в воспоминаниях.
Мне так же казались знакомыми люди, катающиеся на коньках и играющие на льду реки. Словно там когда-то бегал я сам. Возможно, это накладывались воспоминания прежнего владельца тела. Мне было непонятно, как это работает. Очевидно одно — я осознаю себя в чужом теле. Оно не мое.