— Сбегала?
— В Тибет или там, в Беркли!
— Мне восемнадцать лет было!
— А мне было шестнадцать, когда ты меня бросила с больной на голову мамашей, а потом с какого-то перепугу стала так охерительно к ней относиться!
— Неправда! Я просто хотела сказать…
— Дженис свободная духом! Бунтарь без причины! Пока я тут сидел по уши в ее говне и пытался быть хорошим сыном, ты жрала кислоту да брала на клык за подвоз!
— Вы, наверное, заметили, что последние шесть месяцев он ведет себя странно.
— По правде говоря, мы теперь с дядей не особо общаемся.
— Жаль это слышать.
— Да не стоит. Он злобный гондон.
— Ладно, давай предположим, ты не понимал, что говоришь. Что ты забыл, что повторял одну и ту же херню раз за разом.
— Ну?
— Но почему обязательно гадости повторять? Почему нельзя повторять что-нибудь хорошее?
Единственное, что здесь лучше, чем в России — это еда.
— Обещай, что не сядешь за руль выпивши.
— А тебя кто отвезет?
— Да уж не зубной врач, как некоторых.
Да, точно, знакомый взгляд. Как будто у совы запор.
Все знают, что последние пять лет ты трахаешь вс., что шевелится. Твой этот кризис среднего возраста! Ты бейсбольную варежку готов отыметь!
— Как лечащий врач, вы могли бы объяснить, почему с медицинской точки зрения это было невозможно.
— Прошу прощения?
— Если ремень безопасности был застегнут, тогда на верхней части ключицы должны быть поперечные ссадины, так? Или в правой верхней части грудной клетки.
— Вы врач?
— Нет, я готовлюсь к получению сертификата массажиста.
— Да она не отличает фруктовые рулетики от вафель с начинкой.
— Конечно, кругом одни идиоты.
— Насколько я понимаю, ты по большей части висишь на телефоне или строишь кислые рожи.
— Добавь «приходишь домой пьяный» и будет точно про тебя.
— Вашему мужу придется свыкнуться с мыслью, что ваша жизнь продолжается.
— Я не за свою жизнь беспокоюсь.
— Гвен только что рассказала, как вы познакомились. Чё, на тюрьме дают Интернетом пользоваться?
— Объявление запостить дают.
— Надо бы зайти, почитать. Уверен, тексты — просто обоссаться!
Я вот, что в лечебнице усвоил: если люди про тебя что-то говорят, это только для того, чтобы самим стало легче. Ты должен сам решить, кто ты такой.
Самое смешное, я была уверена, что он гей. Немного напомнил вас.
— Может, я не хочу жить там, где к детям применяют насилие.
— Насилие? Скажи спасибо, что я тебе ботинок в очко не вбил.
— Видишь? Это оскорбление. Я знаю свои права. Я могу позвонить в социальную службу, и они пришлют человека для проверки условий жизни.
— Давай! Ему забью второй башмак!
Страх постучал в дверь. Вера открыла. За дверью никого не было.
Она-то тут зачем? Для счастливых концовок?
— Двенадцать штук? Мадонна мия! Это ж скольким мужикам тебе надо вздрочнуть на массажном столе, чтобы столько поднять?
— Без понятия. А ты без стола сколько заряжаешь?
— Дети тебя вроде любят.
— Я им позволяю делать абсолютно все, что захотят. Иначе как они смогут учиться на своих ошибках?
— Чё этому пидору надо?
— Господи, Тони, у тебя все — пидоры Может, ты сам пидор, никогда не задумывался?
— Ничего не могу поделать, я их с одного взгляда вычисляю.
— Неужели? И по каким признакам? Образование? Воспитание?
— Один из главных признаков — когда один сосет другому хер.
— Откуда тебе знать, кто кому сосет? Ты-то откуда знаешь? И что тебе до того, что кто-то гей? Наверное, сильно переживаешь, иначе бы столько не говорил.
— Я что-то подзабыл, ты говорила, в какую часть ада они попадают? Они там с врачами по абортам или с растлителями малолетних?
— А можно нам собаку завести, пожалуйста? Я буду с ней гулять, убирать какашки.
— Какашки? Конечно! Для начала со своими разберись.