— Да не в этом дело. Вот я, сколько уже хожу сюда, лет пять наверно, а до вас до сих пор не дошло, что значит записывать на пленку кого-то в моей семье. Неужели до сих пор не доперло?
— А эта тема моя, кофе с цикорием. Он мне его подгонит.
— Да, но есть и плохая новость: он хочет себе десять чашек, а не семь.
— Ты захватил торт с марципанами для Джилл?
— Ты про ту фигню с бассейном?
— Нет, я про обычный торт.
— У врачей всегда хорошие новости пока не загнешься.
— Кстати, по поводу врачей, че за херня у тебя там с простатой?
— Херня у меня приключилась, Ти. Если честно, то рак.
— Врачи надеются сохранить ему глаз, придется делать пересадку роговицы.
— Пересадка мозгов ему не помешает.
— Никто тебе не мешает.
— Дженис к драмам магнитом тянет. Она упивается страданиями.
— Она вам никого не напоминает?
— В детстве в ней что-то было, понимаете? У нее были роскошные волосы, хорошая фигура, ее сверстники по жизни таскали мне мороженое, дарили бейсбольные карточки, целовали мне жопу, чтобы подружиться с ней.
— По-моему, вы ей слегка завидуете.
— Ни один парень не захочет, чтобы его сестра стала шалавой.
— Она к вам не приставала в сексуальном плане?
— Господи Иисусе, вы бы шли уже свою бошку чинить! Сперва моя мать, а теперь я хочу свою сестру трахнуть?
Я скажу вам, что я унаследовал — свою мать. Дженис потрахивалась, она уссыкалась над этой парашей. Но вот скитания закончились, она вернулась домой и хочет свою долю. Вот, что я вам скажу: ни шиша она не получит, потому что это я заработал все шрамы, так что доля эта моя.
Пошел на сговор с правительством без всякого суда. Может, они засадили электрошоком ему по яйцам и жестоко избивали его резиновым шлангом. Ты об этом не задумывался?
— Я зашла в видеопрокат за фильмом "Накдаун", и угадай, что?
— Фильм оказался не про боксеров?
— Я узнала, что нашего сына-лгунишку уволили три недели назад.
— Из видеопроката? Ты как умудрился? Туда даже макак в менеджеры набирают.
— Он сгребал рекламную продукцию и продавал ее. Постеры, рекламные щиты.
— Боже, да с ней даже невозможно разговаривать.
— Ты че, издеваешься? Да ты ей ноги целовать должен. Если бы не она, я б еще в нежном возрасте вышеб бы из тебя все твои щенячьи зубки одним ударом.
У геев это обычно. Скрытный образ жизни заставляет их искать обходные пути.
— Когда ты был в коме, я сказала, что люблю тебя, помнишь?
— Нет.
— Надо говорить тебе это почаще.
Обожаю звук французской речи, так элегантно.
Мы с Тони ездили в Майями, он по-испански где-то шесть слов знает, но с местными он там отжигал как Рекардо Мантебан, или как его там?
— Глянь на эти облака, это ж парижское небо.
— Кто ж все это построил…
Смотри, с сиськи дерьмо не забудь соскрести.
Ну когда у нас в семье гей? Завтра к нам приедет поговорить протестантский священник из Денвера. Эксперт. Но так стыдно перед святым отцом.
Муж приходит домой с уткой подмышкой и говорит: «Ну вот эту свинью я и потрахиваю». «Это не свинья, а утка». Муж: «Это я о тебе».
А еще детективы из убойного сообщили, что Вито воткнули в жопу бильярдный кий.
— Я вижу вам уже сообщили новость. Это был Фил.
— Шерлок Холмс пожаловал.
— Как там принц Альберт?
— Во Франции его бы там за своего приняли. Там эти придурки тоже любят балду попинать. По крайней мере, заставил его сполоснуть мусорные баки.
— Люди будут ждать ответной реакции.
— Про эту херню я тебе и говорил.
— Завалим одного из парней Фила?
— Джо Пабаба залупил на Карла Гамбини, убивали ребят из организации. Война шла семь лет. Сколько мне еще говорить об этом? Когда парни воюют, они не зарабатывают.
— Он живет в Белвилле. Во Франции тоже есть Белвилль.
— Насчет свидания ты пошутила, надеюсь. Ему лет двадцать шесть.