— Да. Ничего подозрительного, вообще никаких химических воздействий. Профессор даже кофе не пил. Никаких стимуляторов, ингибиторов, медиаторов. Полный ноль.
— Да уж! — Такэда задумчиво почесал переносицу. — Визуальных воздействий тоже быть не могло, ввиду отсутствия окна. Ну, напугать там, или резкая яркая вспышка… Очень интересно. Когда я думал о первом деле, том, где стреляли умными пулями, озадачился вопросом, как корректировщик мог подсветить цель для стрелка в условиях постановки помех. Ответ я так и не нашел. Теперь я думаю, как профессору и проститутке одновременно остановили сердце. Что объединяет эти два вопроса, кроме того, что на них нет ответа?
— Сделать такое невозможно.
— Верно. Сделать такое невозможно, в рамках наших текущих представлений о возможном и невозможном. Но что если у наших противников другие представления о мире, чем у нас?
— Вы считаете, они могут использовать что-то нам неизвестное? Очень сомнительно. Век изобретателей-одиночек давно прошел. Это лет двести назад открытия лежали под ногами, их можно было лопатой грузить. Сейчас любое открытие дорого обходится, в прямом смысле слова. А потому если кто-то что-то узнал, это быстро узнают и другие.
— Да. Но представь картину, что в двенадцатом веке за стеной замка находят труп сёгуна. До стены метров двести, из лука прицельно не выстрелишь, да и стрелы нигде нет. Но есть мертвое тело, пронзенное навылет. И все будут цокать языками и задаваться тем же вопросом, что и мы сейчас, мол, как же такое возможно? Никак, если у тебя нет представлений о порохе и огнестрельном оружии. Но если ни у кого такого представления нет, а у кого-то одного, или у небольшой группы, оно есть, то ничего не мешает создать им дальнобойное ружье и с приличной дистанции пробить нашему сёгуну грудь навылет свинцовой пулей. И она, эта пуля, пройдя навылет, будет лежать в траве, но никто не обратит на нее внимания, потому что никто не поймет, что это. Все будут искать стрелу и позицию лучника на пригодной для стрельбы из лука дистанции.
— Вас не зря называют лучшим, — уважительным тоном произнес Ронин.
— К лести я не чувствителен. — Такэда отмахнулся. — Надо понять, чего именно мы не видим. Ведь, даже если в двенадцатом веке никто не знает об огнестрельном оружии, то все равно, подняв пулю с земли, можно сделать вывод, для чего она, и что именно она стала причиной смерти. Но как найти пулю, если ты о ней ничего не знаешь?
— Невозможно. — Ронин пожал плечами.
— Возможно! — возразил Такэда. — Надо лишь связать неизвестное с неизвестным.
— Не понимаю, — признался Ронин.
— Ну, смотри. Если мы осознаем, что лучник не мог убить нашего сёгуна, значит, убит он каким-то неизвестным способом. Только признав это, мы поймем, что во дворе замка надо искать нечто, чего никто никогда не видел. И если мы поставим слугам такую задачу, они найдут и принесут нам пулю.
— Неординарно, но интересно, — согласился Ронин.
— Давай признаем, что профессор и проститутка одновременно умерли от одного и того же воздействия неизвестной нам природы. Это точно не химия, так как анализы дали отрицательный результат, точно не пуля, так как причина смерти не соответствует поражению огнестрельным оружием. Что это может быть? Ну, во-первых, это может быть какая-то новая, неизвестная нам химия, на которую известные реактивы при анализе не реагируют.
— Очень интересно, — согласился Ронин.
— Но тут встает другой вопрос. Допустим, это неизвестная химия. Но как она была доставлена в организмы жертв, и зачем надо было убивать двоих, если целью был профессор, как мы предполагаем?
— Ну, проститутку могли убить как нежелательного свидетеля, — предположил Ронин. — Или наша гипотетическая неизвестная химия имеет действие с широким охватом, типа отравляющего газа.
— Верно, — согласился Такэда. — Видишь, мы уже пришли к ряду полезных выводов.
— У вас талант, — уверенно заявил Ронин. — Без всякой лести. Совершенно неординарный способ мышления.
— Хорошо, давай уцепимся за эту ниточку и будем разматывать ее дальше. Допустим, это новый, никому не известный отравляющий газ. Как он мог попасть в комнату, не имеющую окна? Только двумя способами. Первый — через дверь. Второй — комната могла быть заранее, еще до прибытия профессора, заминирована химическим боеприпасом.
— Второе отпадает, — уверенно заявил Ронин. — Профессор, да и другие клиенты, по приезду выбирают комнату случайным образом. Именно для того, чтобы избежать подготовленных сюрпризов, в виде спор сибирской язвы в складках простыни или заранее установленной фотоловушки для компромата.
— А первое?
— Мы об этом не думали, — признался Ронин. — Вы единственный, кто выдвинул хоть сколько-нибудь адекватную версию. Чтобы ответить на ваш вопрос, мне надо попросить Акайя добыть нужную информацию у клана, владеющего интересующим нас публичным домом.
— Действуй, — с довольным видом произнес Такэда и откинулся на спинку кресла. — Куда мы, кстати, едем?
— В отель. Мы их тоже будем менять каждую ночь случайным образом. Иначе придется стены наизнанку выворачивать в поисках прослушки.
— Погоди, а как же "Реми"? У нее разве не всюду глаза и уши?
— "Реми" это не более чем тупая, хорошо разрекламированная машина, при постройке которой распилили кучу денег, — с улыбкой пояснил Ронин. — Жупел для законопослушных граждан, боящихся потерять каждый пункт индекса социального паспорта. Но на самом деле все несколько иначе, чем представляется. Вся эта безудержная информатизация, начатая еще в конце двадцатого века, привела к тому, что информационные ресурсы все больше превращаются в одну сплошную дыру. Что значит любая система безопасности? Это написанная кем-то программа. Что значит база данных? То же самое. Что значит социальный паспорт? Набор нулей и единиц, записанных на каком-то носителе в чреве какого-то сервера. Но если что-то куда-то можно записать, то этот же массив информации можно стереть, переписать, скопировать, и сделать с ним что захочется. Поверьте, господин инспектор, деньги из кармана украсть принципиально труднее, чем с вашего чипа.
— Я думал, как раз наоборот.
— Не вы один. И тому есть причина. Дело в том, что есть люди, которые создают все это цифровое величие человечества, а есть те, кто за это платит. Вторые никак не должны узнать, что платят за пустышку, иначе первые не получат денег в следующий раз. И чтобы создать иллюзию цифровой мощи все из кожи вон лезут, чтобы дыры прикрыть, списать ошибки на пресловутый "человеческий фактор", случайные сбои и прочее. Но я вам скажу, что чем больше власти получает тупая "Реми", тем жирнее живут якудза.
— Ты хочешь сказать, что "Реми" можно взломать, записать себе любой индекс в социальный паспорт?
— Можно, как можно взломать совершенно любую систему. Вопрос в другом. Сколько это будет стоить, и окупится ли оно? Если есть сторона, очень сильно на это мотивированная, значит, сделать такое возможно. Нужны время и деньги. Но это точно не вопрос невозможности взлома. Это вопрос целесообразности взлома в тех или иных условиях. Есть целая подпольная индустрия, которая жиреет именно за счет всеобщей информатизации и ее принципиальной дырявости. Вот, планшет у вас в руках — ее продукт. И то устройство, которым мы с вами, при необходимости, будем отгораживаться от неусыпного внимания "Реми", тоже ее продукт.
— Ну, этим многие пользуются, — Такэда пожал плечами.
— Да. Только у них за это списываются баллы с социального паспорта, а вы за свой можете не волноваться.
Ронин надел смарт-очки и вызвал Акайя, сообщив ему, что нужно добыть у клана Кубота дополнительную информацию.
— Придется ехать туда, — сообщил Ронин, закончив разговор. — Господин Акай договорится о нашем прибытии и о том, чтобы нам оказали содействие. В противном случае это будет долгая и нудная игра в испорченный телефон.
— Пожалуй, — неуверенно согласился Такэда.
— Боитесь лезть в логово змея? — с иронией поинтересовался Ронин.
— Ну. Непривычно, не буду лукавить.
— Вы рядом со мной. Волноваться не о чем.