— Допуск… — повторил за ней Дара, точно пробуя слово на вкус. — Говорили!
— Вот и славно. К этой информации у вас нет допуска, — подытожила Хана и вновь коротко покосилась на усадьбу. Теперь из неё пахло робкой надеждой.
***
Внутренний мир Хинаты был прекрасен. По нему расстелились лучи золотого солнца и мягкая теплота, всегда сопровождающая лучшие воспоминания о лете. Лиственный лес, светлый и умиротворённый, подступал почти к самой воде кристально-чистого озера. В нём плавали золотые рыбки, порой всплывая и пуская круги по воде, чем пугали парящих над гладью цветастых стрекоз.
На пятачке травы, изумрудной и шелковистой, пристроился дом. Как и говорила Хината, он был светлым с красной крышей и стёклами-витражами, наверняка создающими вереницу красок внутри. По траве вокруг него, среди цветов и бабочек, весело скакал серебристый искрящийся кролик.
Как и в те разы, когда посещал сознание Хинаты, помогая ей справиться с последствиями присутствия Кагуи, Мадара ощущал в этом месте умиротворение, граничащее со счастьем.
— Пойдёмте на остров? — предложила Хината, свежая и радостная в мире своего разума. Что-то здесь дарило ей поддержку, и Хината почти перестала бояться грядущего.
— Погоди, — взяла её за руку Ино. — Ты должна оставить себе маячок.
— Он всегда здесь, — негромко отозвалась Хината и перевела взгляд на дом. Дверь приоткрылась, и оттуда выбежал и со смехом бросился к кролику её сын.
— Самый лучший маяк, — одобрительно хмыкнул Мадара. — Идём.
Хината кивнула и ступила на воду; Мадара и Ино последовали за ней. Под ними в глубинах чистого озера мелькали воспоминания девушки, но Мадара не приглядывался. Личное должно оставаться личным, если это помощь, а не допрос — так говорил Изуна, и Мадара был согласен с братом.
Минуты спустя впереди показался сгусток тумана. Войдя в него, шиноби оказались на острове, практически пустом, если не считать трёх накрытых тканью клеток. От них несло печалью и страхом.
— Эта, — сказала Хината, указывая на центральную.
Внимательно посмотрев на неё, Мадара слегка наклонил голову. Хината собралась и, сделав последний шаг, сжала пальцы на прочной материи и потянула.
Ткань опала, и на шиноби воззрились серебряные глаза. Прекрасное неземной красотой лицо не выражало ничего.
— Ты вернулась ко мне, дитя?.. — прошелестел голос, присыпанный пеплом столетий.
Хината дёрнулась, Ино резко шагнула назад, прижимая руки к груди. Из травы поднялись и расцвели белые ирисы.
— Хината? — строго окликнул Мадара.
— Я знаю, — прошептала она. — Это лишь воспоминания.
Кагуя в клетке ощерилась, но тут же растаяла серебряным дымом. Крепкие прутья налились светом.
— Мадара-сан, вы не могли бы создать Омут Памяти? Я… не чувствую в себе таких сил сейчас.
Мадара кивнул и прикрыл глаза. Очень осторожно, чтобы не спровоцировать резкий ответ, он выпустил тонкую струю собственной энергии в этот мир. Мир воспринял её благосклонно. Удовлетворённый этим, Мадара соткал каменную чашу, покрытую вязью рун.
— Теперь мы откроем клетку. Хината, ты должна взять оттуда воспоминания, относящиеся к оговоренному ранее периоду, и перенести их в Омут.
— Да, Мадара-сан.
— Я буду следить, чтобы ничто не утекло, — пообещала Ино и сложила пальцы в печать концентрации.
Ещё раз взглянув на обеих по очереди, Мадара активировал Шаринган. Печати, установленные им на клетке, засветились алым, переплетаясь с серебряным сиянием защиты Хинаты. Затем в игру вступила и Ино — синий свет добавился к прочим, печати сместились, и дверь клетки слегка приоткрылась.
Хината подошла вплотную к ней и протянула руки к туману внутри. Тот охотно подался навстречу, попытался весь скользнуть ей в ладони, но Хината отбросила часть назад. Рассерженный вскрик был ответом.
— Я… думаю, я нашла.
— Выноси, — скомандовал Мадара, и как только Хината вынула из клетки руки, вернул свою печать на место. Сверху на неё легла яманаковская, их скрепила воля Хинаты.
— Полагаю, здесь всё… всё, что нам нужно, — проговорила Хината, опуская клубы тумана в Омут. За секунды борьбы она побледнела, дыхание участилось, под глазами возникли усталые тени. Мадара опустил руку куноичи на плечо.
— Передохни, мы не торопимся.
— Всё в порядке, — мотнула головой Хината. Луч золотого солнца, пробив скрывавший остров туман, окружил Хинату и напитал светом. Когда он вновь скрылся за серостью, Хината выглядела почти полностью восстановившийся.
«Она проделала потрясающую работу над собой», — подумал Мадара не без гордости. Вовсе не зря они часами медитировали вдвоём, и Учиха помогал разбитой Хьюге собирать себя из осколков. Это чувство оказалось очень приятным — успешное применение другим переданных тобой знаний. В этом ли наслаждение учителя?..
— Тогда давай посмотрим, что там. Ино, ты помнишь свою задачу.
— Да.
И они окунулись в воспоминания.
Вначале Мадара не видел ничего, кроме серого дыма. Тот клубился, то подбирался ближе, то опадал, складывался в подобие очертаний и расплывался вновь.
— Так я существовала, пока Кагуя находилась во мне, — прошептала Хината рядом.
Мадара повернулся. Её светлые глаза вновь налились серебряной мощью Бьякугана.
— Теперь мы должны увидеть…
Картина и вправду прояснилась. Серый дым отступил и постепенно развеялся, неясные прежде очертания под действием Бьякугана приобрели чёткие грани, стали молочно-белыми стенами и тремя людьми.
— Ты боишься меня? — спрашивает богиня стоящего перед ней Учиху.
— Вы — прародительница чакры, — отвечает Обито с достоинством. — Бояться не станет только дурак.
— Но ты им не являешься… — шепчет Кагуя нежным голосом Хинаты, вот только с совсем чуждыми ей интонациями.
Картина сменилась. Всё тот же зал, но людей уже двое.
— Мама, вам не нужно беспокоиться, — говорит Зеро, восхищённо наблюдая за скользящей по дорогим коврам Кагуей. — Если Обито и задумал что-то против нас…
— Забудь, — прерывает его Кагуя. — Он ничего не значит и ничего не стоит. Даже если предаст — это пыль. Необходимо найти действительно важных детей.
— Вы о тех четверых? — по лицу Зеро скользит облачко ревности. — Одно ваше слово, и я приведу их, закованных, к вам!..
— Ты не сможешь, — безразлично бросает богиня. — Только он бы смог…
— Кто? — подался вперёд Мадара.
Хината зажмурилась и наморщила лоб. Воспоминания заметались вокруг них, задерживаясь лишь на мгновения: храм, Зеро, храм, храм, белый снег и ни единого следа на нём…
— Я, кажется… О! — Хината распахнула глаза, и сцена со снегом выделилась из круговерти воспоминаний. — Я знала, она куда-то отлучалась из храма. Но я забыла. А теперь я вспоминаю!..
От перенапряжения картина задрожала, и силуэт Кагуи-Хинаты, парящей над снежным простором, поплыл…
— Спокойно, — Мадара вновь сжал плечо куноичи. — Сосредоточься.
— Простите…
Не сразу, но Хината смогла взять себя в руки. Силуэт вновь обрёл чёткость, и шиноби последовали за ним через горное плато к отвесным скалам, взмывающим к самому небу. Возле одной из них Кагуя задержалась, присмотрелась, исследуя, а затем коснулась рукой — серебряный свет прошёл по скале, обнажая хитросплетения печатей и рун.
— Вот и ты… — прошептала Кагуя и нырнула в скалу.
За ней оказался ход. Выдолбленный прямо в породе тоннель уводил всё дальше от поверхности, глубже, к сердцу горы. Кагуя двигалась быстро, словно бы в предвкушении. Мадара и Хината следовали за ней.
Вот тоннель, наконец, завершился пещерой. Она походила на ту, где, по воспоминаниям Хинаты, была заточена в саркофаге Мать. В этой также был саркофаг — монументальное изделие из чёрного мрамора, на поверхности которого змеи, переплетаясь, складывались в сложные рунограммы. Хината ахнула, Мадара подобрался ближе, надёжно запечатлевая в памяти каждую деталь.
— Значит, ты не выдержал мира без меня?.. — мягко усмехнулась Кагуя, паря вокруг саркофага. — Не смог жить и ждать моего возвращения… Ты боялся Хагоромо? Ждал его гибели, чтобы вернуть меня?.. А что это?