Аллен застонал, когда мужчина смял в ладони его ягодицу, и подался навстречу его движению, принимая его в себя и тут же чувствуя, как разъезжаются в разные стороны ноги, потому что тело словно током каждый раз било, как будто Тики был наэлектризован, и это было ценой за прикосновение к нему.
За возможность ощутить, как тебе вылизывают загривок и как в тебя толкаются, наполняя собой, — неторопливо и длинно, в каком-то словно бы специально заданном темпе.
Юноша захныкал, чувствуя, что ему недостаточно, что надо еще, больше, глубже, быстрее, и попытался насадиться на Тики сильнее, тут же выбивая у мужчины из горла длинный всхлип, обрывающий череду едва слышных бархатных стонов.
Ему казалось, его несет по реке, только река — горячая. И он весь погружен в воду — согревающую, обжигающую и ласковую. И он тонет в этой воде, тает в ней как кубик льда, брошенный в чай.
И ему хотелось кипятиться в этой реке.
Потому что она ни в какое сравнение не шла с тем обгладывающим кости пожаром, который снился в кошмарах и преследовал его наяву.
Аллен вдруг замер, напряжённый и натянутый, как тетива лука, и возбуждение волной метнулось к низу живота, жаром обдавая пах, и взорвалось перед глазами яркими вспышками с протяжным сдавленным стоном, больше похожим на скулеж. Усталость накатила сразу же, обвивая разморенное тело, и юноша, на самом деле, до сих пор плохо соображающий, что вообще только что произошло, почувствовал, как Тики гортанно простонал ему на ухо, кусая загривок и толкаясь в последний раз, чтобы в следующую же секунду обессиленно завалиться набок, прижимая Уолкера к себе изо всех сил.
Ухо обожгло прерывистым дыханием:
— Люблю тебя…
Аллен лениво улыбнулся, так и чувствуя непроизвольно сотрясающую тело дрожь, и завозился в объятиях мужчины, поворачиваясь к нему лицом и дразня зудящие от пощипываний соски соприкосновением с горячей кожей. Микк расслабленно мерцал глазами, и, когда юноша потянулся поцеловать его, ласково погладил его по испещрённому письменами шрамов боку, заставляя шумно вдохнуть и запоздало закраснеться, уткнувшись носом в ключицу.
— И я тебя… — громче хриплого шепота не вышло — Аллен сипел, так толком и не восстановив дыхание, и не мог не улыбаться, совершенно по-идиотски — и совершенно счастливо.
Интересно, все счастливые люди становятся немного идиотами?..
Тики обнял его, сбивая запачканный плед в ноги, и укрыл их одеялом, а юноша прижался к нему в поисках тепла и, совершенно разнеженный и уставший, не заметил даже, как тут же уснул.
Снилось ему что-то приятное, цветастое и успокаивающее, а до ушей доносился прекрасный женский, поющий что-то тягучее и на испанском.
Проснулся Аллен оттого, что солнце светило ему прямо в лицо. Он неприязненно поморщился, утыкаясь носом в подушку, и сердито выдохнул, когда всё же понял, что спать больше не хочет. Поясница, правда, от любого движения слегка побаливала, и осознание причины сразу же заставило юношу нещадно покраснеть и краем глаза взглянуть на сопящего Тики, вновь обнимающего его всеми конечностями как какую-то игрушку.
Это было слишком мило, пожалуй, чтобы вставать сразу — потому что у мужчины было слишком мирное и спокойное лицо во сне (как видно, он и сам спал без кошмаров). Уолкер нечасто видел его таким… беззащитным, чаще Микк просто в изгибе губ даже мог выразить целую гамму чувств, и это ужасно подкупало в нем. Именно поэтому юноша осторожно завозился, устраиваясь поудобнее, и потерся носом о кожу Тики — пылающую и гладкую.
В следующий раз уже Аллен будет его исследовать. Просто… просто оседлает его и будет целовать, ласкаться, тереться от него и метить его. Потому что покусанные плечи горели нещадно, давая знать о том, какие наверняка смачные на них остались следы от зубов Микка, и поясница ныла. О да, юноша знал, что она каждый раз теперь будет ныть (а ему вообще-то ужасно хотелось, чтобы эти «разы» происходили теперь… часто, да), но все-таки… на Тики его меток было не так уж много — всего лишь несколько засосов на груди и шее, которые Уолкер даже не помнил, когда оставил.
Хотя вообще-то уже существование этих отметин (сделанных только и исключительно Алленом — а кем же еще, черт подери) смущало юношу донельзя. Потому что… господи, какой же он…
Как же хочется поцеловать и прикусить еще раз.
Но Тики спал, и будить его не хотелось, а потому юноша просто пожирал глазами тело мужчины и легко гладил его по боку.
И потом… если сегодня утром количество меток на них обоих увеличится, это же… это же надо будет как-то объяснить Неа, верно?.. А говорить с братом на эту тему Аллен пока не хотел, и даже не потому что смущался своей связи с мужчиной (который был другом старшего Уолкера и вообще-то старше Аллена на приличное количество лет), а потому что Неа непременно начал бы сыпать нравоучениями и руганью. Юноша уже слышал угрожающие нотки в его голосе, когда раскрылось, кто же такая Алиса на самом деле.
Что же будет, когда брат узнает, что Аллен, чёрт подери, спит с его другом? И что, по сути, они его дурили эти несколько недель?
Уолкер горестно вздохнул, всё-таки не сдержавшись и легко чмокнув Тики в губы, и подумал, что в холодильнике у него снова сплошные полуфабрикаты, а то, что он наготовил ему дня три назад, уже съедено, а потому необходимо было встать, помыться и приготовить завтрак (или даже уже обед) до того, как этот соня проснётся.
Выбираться из плена сильных горячих рук не хотелось, но юноша всё же собрался с мыслями и осторожно выскользнул из объятий, подсовывая сразу же зашарившему по кровати ладонями Микку подушку с каким-то маниакальным смешком и удовольствием, после чего тихо прокрался к шкафу, желая найти себе бельё и шорты с футболкой (понятное дело, оказавшиеся на пару размеров больше, но выбора никакого не было), и направился, тихо шипя от прошивающей поясницу боли, в ванную.
— Хорошо спалось, Алленчик? — вдруг донеслось из гостиной, когда юноша проходил мимо, и он от неожиданности даже подпрыгнул, с удивлением уставившись на Роад, которая, залившись краской, поспешно отвернулась. — Прикройся, развратник!
Уолкер ощутил, как загорелись щеки, и сердито зарычал. Да что ж такое, ни одного утра без этой малолетней стервы нельзя провести с Тики! Ну как так вообще можно, а?!
— Какого хрена ты снова притащилась?! — смущение пожирало его несмотря на злость, и Аллен поспешно прикрылся шортами, но Роад так просто было не пронять. Девчонка быстро обернулась и, пульнув в него каким-то пакетом, снова села спиной. Юноша видел, как как она тарабанит пальцами по подлокотнику дивана и ждет чего-то, но благодарить ее совершенно не собирался. А нельзя было до… ну часов до двух подождать хотя бы?!
— Одежду я тебе привезла, — наконец, поняв, что в благодарностях перед ней рассыпаться желанием не горят, буркнула себе под нос она и скрестила руки на груди. — И хоть бы спасибо сказал, что я весь вчерашний вечер носилась с твоим братом и отвлекала его, пока вы с моим дядюшкой обжимались на глазах у честного народа…
Уолкер фыркнул, все еще не слишком проникнувшись благодарностью к подруге, но уже заметно смягчившись. И колко заметил:
— Как будто тебе в тягость было, конечно. Не видел я, что ли, как ты на нем повисла, когда вы встретились в первый раз? Неужто всерьез его окрутить решила?
Роад обернулась к нему с таким восхищением на лице, что Аллен даже слегка опешил.
— Но он же такой потрясающий! — совершенно искренне воскликнула она, и юноша тряхнул головой, хмурясь. — Он столько всего знает, представляешь? Он рассказывал мне про физику и про взрывы, и про бомбы, и… и… — восторженно затараторила девочка, но Аллен перебил её круговым движением ладони, которое всегда работало на ней как останавливающее.
— Сначала — я в душ, а вот потом великодушно разрешаю тебе прожужжать мне все уши про моего прекрасного брата, поняла? — напряжённо проговорил Уолкер, тяжело вздохнув, и, после того, как Роад мелко закивала и отвернулась к своему планшету, пополз в ванную.