Голова от таких идиотских и, на самом деле, бесполезных размышлений пошла кругом.
Да и какая, к чёрту, Неа вообще разница, с кем Аллен милуется? Они же братья, в конце концов, а не родитель с ребёнком.
Мужчина всё же горестно вздохнул, что не утаилось от взглядов Тики с братом, и те встревоженно переглянулись, донельзя синхронные и близкие, отчего внутри проснулась странная желчная ревность, которую необходимо было задавить ещё в зародыше.
Наверное, Неа просто боялся потерять их, боялся того, что они, посвятив себя друг другу, совершенно забудут о самом Неа. Ведь, по правде говоря, он прекрасно видел и понимал, что вряд ли Микк, нашедший в Аллене что-то, принёсшее ему покой, бросит его, и что, скорее всего, и юноша, слишком привязавшийся к Тики, наверное, утонувший в его заботе и тепле, оставит мужчину.
Так что… он был не против.
Но признается в этом только после того, как эти два конспиратора сами скажут ему о своих отношениях!
— Я не милый, — в конечном счете вздохнул Аллен, едва заметно покраснев (ну да, не милый, конечно) и уставился в свою тарелку.
Тики кивнул, соглашаясь с ним, и заметил:
— И я тоже, вообще-то. Но я могу тебе котенка подарить — будешь с ним миловаться, — тут он чуть усмехнулся и подмигнул. — Как тебе вариант?
Какую-то секунду Неа хотел с видом победителя признаться ему, что уже не стоит, потому что он вчера в машине целовался с его племянницей, но тут же вспомнил, что за это ему в тот же момент стопроцентно прилетит по физиономии, и только головой мотнул, вспоминая так же и о том, что…
В общем, он просто порядочно покраснел. И совершенно неважно, о чем он там вспоминал.
— Ну уж нет, — вместо этого наморщил нос мужчина. — Никаких котят. Лучше щенка мне подари, я их больше люблю.
— А выгуливать этого щенка, наверное, я буду, — тут же ворчливо среагировал Аллен. — Так, что ли? — он вскинул на Неа хитро прищуренные глава и хохотнул: — Хорошо устроились, мистер Уолкер!
— Сам буду! — Неа показал ему язык и рассмеялся. — Мне достаточно того, что ты меня кормишь. И правда — заботливая наседка… Без которой я уже давно с голоду помер бы, не иначе.
Аллен недовольно всплеснул руками, явно вспомнив что-то для себя неприятное, и раздражённо обронил, морщась и заставляя Неа восхититься тому, насколько же его мимика живая и эмоциональная:
— Жрал бы ты полуфабрикаты, как и все остальные лентяи, сидящие на моей шее.
Тики на это рассмеялся, потрепав юношу по волосам, на что тот фыркнул, а старший Уолкер хохотнул, подперев щеку ладонью, и хитро поинтересовался:
— А что, много нас, таких лентяев?
— Три уж точно, — незамедлительно ответил Аллен. — Ты, Тики и Роад, мелкая пигалица, которая бы от отравления уже сдохла раз десять, если бы не я, — хмуро заворчал он, подбоченившись и уйдя в свои размышления, отчего Микк уже в голос смеялся вместе с Неа.
Иногда братишка напоминал самого настоящего подростка — вот прямо как сейчас, например. В его голове были сугубо подростковые мысли, рассуждения, желания, и мужчина в такие моменты совершенно не понимал, как мог бояться того, что Аллен станет похожим на Адама, на чёрствого безумного старика, которому плевать на собственную семью.
Неа хохотнул и, протянув руку через стол, щелкнул брата по гордо вздернутому носу, заставив возмущенно фыркнуть и отмахнуться.
Это было вообще-то и правда ужасно мило. Мужчине казалось, вот они — настоящие семейные посиделки, и за такие посиделки он мог отдать все, что у него есть, потому что они, черт побери, только-только вошли в его жизнь, совершенно прекрасные и расслабляющие, и еще не укрепились как традиция, а происходили от случая к случаю.
Уже буквально через час Неа отправился собираться в кафе. Тики еще удивленно вскинул бровь, когда речь зашла об этом, и, когда понял, в чем дело, широко разулыбался, заявив, что вечер будет отличный.
Мужчина решил поверить ему на слово, не имея никакого желания портить сюрприз, явно приготовленный братом и с участием Микка (небось вместе репертуар подбирали, иначе отчего друг так сияет, как будто сам приложил к этому руку), и только подмигнул, заметив, что очень на это надеется.
В кафе они приехали где-то без четверти восемь — как и всегда, должно быть, потому что Аллен тут же отправился в гримерку, предварительно махнув им рукой на столик у сцены (как видно, у Тики там стоит пожизненная бронь, с усмешкой подумал Уолкер), а Микк тут же заказал себе у снующей туда-сюда Линали чай и какие-то «невообразимо вкусные булочки с абрикосовой начинкой, которые на прошлой неделе висели в рекомендованном списке меню».
Неа заказал себе чашку кофе и решил, что стащит пару булочек у друга и закажет домой, если ему понравится. Он вообще-то был не слишком пристрастен к европейским сладостям, которые так обожал Тики, но вкус у Микка был отменный, что сказать.
В общем, плохо все равно не будет, так?
Булочки и правда были просто замечательными, и друг, завидев, как довольно зажмурился Уолкер, хитро добавил, что пёк их Аллен, отчего желание стащить их домой сменилось желанием попросить брата испечь по крайней мере с два десятка таких.
За такими мыслями он и не заметил, как юноша вышел на сцену и зал предвкушающе затих в ожидании его слов, которые, видимо, он говорил перед каждым выступлением. Аллен был в очередном пышном платье, таком воздушном-воздушном, синевато-белёсом — словно утреннее ясное небо с нитями не рассеявшихся облаков, и на поражающих логику Неа каблуках (и как только ему вообще удалось научиться ходить на этих монстрах?).
Юноша добродушно поздоровался, отпустил несколько безобидных шуток, отчего по помещению пронеслись приглушённые смешки, и, взяв микрофон, начал петь.
Песня была потрясающей по своему музыкальному звучанию и довольно легкомысленной по своему содержанию, однако голос Аллена делал ее совершенно очаровательной. Он пел — и словно бы полностью вживался в роль. Выражение у него было великолепное, а сам голос — сильный и приятный, и здесь, в полумраке кафе он снова понял это как никогда хорошо. В окружении других зрителей и в обществе друга, откровенно влюбленно наблюдающего за выхаживающим по сцене и покачивающим бедрами Алленом — он понял и принял это.
И решил, что будет приходить на концерты брата чаще.
Тем паче, что… на самом деле он все никак не мог отделаться от мысли о том, что мотив песни ему знаком. Такой… напев словно бы из далекого прошлого, прежде прекрасного, но потом…
Аллен пел о любви, и эта тема… о, в песнях она, должно быть, была чем-то совершенно вечным, но от этого, надо думать, не заезжалась ни капли. Эта песня, кстати говоря, была почти в самый раз, хотя и говорилось в ней о том, что любовь одностороння. Просто Аллен… Аллен пел с такой легкомысленно-насмешливой интонацией, что грустить не хотелось.
И Неа сам не заметил, как начал отбивать в такт музыке ритм пальцами по столешнице.
Это было великолепно, на самом деле: то, как юноша улыбался, то, как он шутливо дурачился на сцене, притоптывая каблуками и взмахивая закутанными в ажурные перчатки ладонями, то, как он просил любить себя, то, как обращался к залу так искренне, так умоляюще, что нельзя было не поверить, что его только что бросили.
Неа восхитился, ненароком вспоминая всё-таки Хинако: как та пела так, что хотелось забыть обо всём, хотелось только внимать её голосу и словам, хотелось смотреть только на неё и отвлечься ото всех своих проблем. Вспомнил — и обрадовался, как Аллен похож именно на мать, а не на отца.
Песни сегодня были такими шутливо-легкомысленными, под которые хотелось расслабиться и которым хотелось подпевать, и, возможно, мужчина бы так и сделал (потому что Тики уже мычал себе под нос где-то с третьей композиции), если бы знал слова.