Доказательство Неа показал ему через несколько минут после того, выпил успокоительного, и Микк почувствовал, как сердце замерло на мгновение и принялось заполошно бухать уже где-то в пятках.
Это была записка от Аллена: почерк, который мужчина бы ни с чьим не спутал, потому что наблюдать за что-то пишущим Малышом было великолепно, а тот много писал последний месяц, эти крючочки и петли прописной латиницы, которую использовали Уолкеры для общения между собой, этот нажим, одновременно лёгкий и глубокий… Тики часто просто любовался всеми этими закорючками, но сейчас ему хотелось лишь разорвать эту жалкую бумажку на тысячи кусочков.
Записка была в духе редиски — сухая, лаконичная, невыразительная, но полная какого-то хмурого напряжения и мрачного фатализма.
«Теперь ты свободен, прощай.
P.S. прости, Тики»
Слишком мало, но ужасно много в то же мгновение.
— Ах ты белобрысый ублюдыш, — перед глазами все расцвело красными пятнами, которые почему-то казались Тики кровью, и мужчина мысленно пообещал себе всыпать эгоистичному гаденышу столько розог, чтобы у того на спине и заднице живого места не осталось. Как это в старину в его семье делали. Шерил те времена еще застал и частенько рассказывал мелкому Тики, как происходит процесс и как уберечь тело от шрамов.
Шрамов Микк на Малыше оставлять не хотел — тому и своих достаточно, а вот поучить его методом розог уму-разуму никогда не помешает.
Ну или просто отодрать хорошенько… Так хорошо, чтобы он потом дня три ходить нормально не мог и при каждом шаге шипел и перевалился как пингвин. В таком положении ему точно не сбежать далеко.
— Он был здесь, — Неа потер лицо все также дрожащими руками и вперил в сидящего напротив Тики совершенно больной взгляд. — Адам. Понимаешь? И как он вообще… Как он посмел!
— Меня другое интересует, — мрачно зыркнул на друга мужчина. — Как твой башковитый братец мог сочинить такое идиотское послание, — он поморщился и с силой сжал кулак, совершенно не желая видеть написанное еще раз, потому что прощать и сидеть сложа руки не собирался.
Потому что если таким образом Малыш надеялся их «вразумить», то облажался он даже слишком крупно. Ибо теперь Тики собирался идти и вразумлять Аллена, который явно решил отделаться малой кровью.
Мелкий придурок. Как будто Тики когда-нибудь отдавал то, что ему принадлежит.
— Зачем он ушёл? Ну зачем? Неужели я вновь сделал что-то не то, да? — Неа в подкатывающей истерике закачался на диване спрятав лицо в ладони, и мужчина тяжело вздохнул, признавая, что для начала следовало бы успокоить слишком впечатлительного друга.
— Твой брат просто идиот, — сказал он именно то, что думал, и Уолкер завыл в голос, заставляя Микка горестно закатить глаза и пересесть к нему, чтобы неловко и слегка нервно погладить по спине. — Он просто идиот, который не доверяет взрослым и делает всё сам.
Мелкий идиот, который до сих пор так и не доверился ему, Тики, показавшему Аллену, что сможет защитить его, что можно скинуть некоторые свои заботы на него, что юноша, на самом деле, слишком хрупкий и ломкий для всего этого. Неужели Микк был недостаточно хорош? Неужели всего того, что он уже сделал, было недостаточно, чтобы вселить в юношу уверенность?
Мужчина же каждый день, как и обещал, выцеловывал ему руку, крепко-крепко обнимал, показывая свою заботу и способность оградить его ото всех бед, даже оказался как-то раз уговоренным на совместный романс, да и много ещё чего было — много того, что могло бы заставить Аллена перестать нести все свои невзгоды и решения в одиночку.
Так почему этот мелкий говнюк снова сделал всё сам?
Тики встал, отошел к окну, распахнул форточку и закурил. Надо было обдумать, какое оружие взять с собой и в котором часу отправляться. Потому что в данном случае делать все придется быстро, времени у них всего несколько часов (Тики не собирался дожидаться того момента, пока старпер увезет его Малыша в главный дом или еще куда-то, где тот станет труднодоступным). Пробраться в дом в Киото особого труда не составит — он не так уж и хорошо охраняется несмотря на слухи, потому что старик либо ощущает себя неуязвимым и неприкосновенным, либо просто ждет, когда они с Неа придут к нему сами, и он их лично убьет.
Интересно, Шерил поможет своему хозяину в убивании Тики?
Это стоило проверить уже сегодня, раз уж проблема разрослась до такого масштаба.
И это будет еще одним пунктом в списке претензий к Аллену. Тики никогда не шел на мировую первым, потому что всегда считал себя правым.
Ну что ж… маленький засранец будет ему должен и расплатится своей задницей. Потому что напряжение снимать Микк будет очень долго и упорно. Вполне вероятно, что даже с заменой розги на плетку — тоже неплохой вариант, между прочим, если правильно рассчитать силу удара.
Только сначала он всё-таки вмажет ему по лицу — и чтобы до разбитого носа, до крови, чёрт подери, иначе Тики просто-напросто не успокоится, не выпустит свой пар, свою злость и взвинченность.
Звонить Шерилу совершенно не хотелось, но брат был единственным, кто вообще мог провести их к Адаму, а потому пришлось засунуть свою гордость подальше (Малыш за всё, мать его, ответит, ещё как ответит, чтоб его) и взять телефон, попутно подсунув Неа ещё несколько таблеток с успокоительным и три шарика такояки (вот же гадёныш), которые тот слопал с рыданиями и завываниями.
— Здравствуй, Тики, — прозвучал взволнованный голос Шерила, его торопливые шаги и шебуршания бумаг. — Приезжай ко мне, я отправляюсь к главе утром, — сразу же приступил он к делу, даже не дожидаясь вопроса Микка, словно по какому-либо другому поводу явно обиженный брат звонить ему и не мог.
Значит, уже знает и видел. И не позвонил. Гребаный сукин сын.
Он изобьет их всех. Он будет долго и смачно бить их головами об дверные косяки и ни разу не внемлет мольбам о пощаде.
— В каком состоянии-то хоть господин наследник? — ядовито осведомился мужчина, зло поджимая губы и представляя себе, как будет долго и смачно пиздить этого белобрысого подонка.
А потом сдерет с него перчатку и искусает.
— Тики… — тут же растерянно забормотал Шерил, — не сердись на него!.. Он же наверняка хотел как лучше, на нем лица не было, когда я его видел, и он…
— Уж точно не из-за меня, — оборвал его Тики, — и как он хотел — ты вообще не знаешь. И он заплатит за все, что успел натворить — и за то, что мне пришлось звонить тебе — тоже, — чеканно выплюнул он. — Переебу и выебу засранца, можешь так и передать ему, ясно?!
И — бросил трубку от греха подальше, чтобы не наговорить еще чего-нибудь сверх уже произнесенного. Он и так наверняка хорошенько выдал себя при Неа, уж тот-то и под успокоительным не такой придурок, как его младший брат — на трезвую голову.
Во всяком случае, с головой в омут он не бросается и в случае чего всегда звонит Тики. То есть делает все так, как надо делать, а не через жопу.
Не то что этот мелкий идиот, возомнивший о себе невесть что и решивший отдать себя на растерзание Адаму как жертвенную овцу. Да словно это что-то изменит!
Мужчина обернулся к Неа, всё ещё что-то бормочущему себе под нос, но явно уже более-менее спокойному, и бросил:
— Ты идёшь или так и продолжишь сопли здесь распускать?
Уолкер вскинул на него ошеломлённый и совершенно потерянный взгляд, словно даже и не рассматривал такой вариант, при котором бы вытаскивали из лап Адама редиску они вдвоём, и поджал губы, нахмурившись. Микк свёл брови к переносице, отчего-то ожидая какой-нибудь идиотской фразы или не менее идиотского отказа, но друг встал с дивана, выпил ещё порцию успокоительного и, сглотнув, вперил в него внимательный испытывающий взгляд.
— Ты идёшь потому, что любишь его, да?
…или идиотского вопроса, точно. Как Тики мог забыть — Уолкеры же были мастерами на идиотские вопросы.
— Это самое важное, блять, сейчас, отлично, — вскипел мужчина, ужасно разозлённый и буквально ощущающий, как внутри у него всё горит от этой чёртовой злости. — А потом, значит, разобраться с этим не судьба, не? Обязательно сейчас, что ли, да? — с раздражённым хрипом закатил он глаза.