— Слушаюсь… глава, — поклонился Шерил, совершенно растерянный, и, метнув опасливый взгляд на напряжённо замершего на месте Тики и упавшего в обморок на пороге Неа, вышел в коридор.
Дверь хлопнула, оставляя Тики наедине с Алленом, отрезая от остального мира, и мужчина в этом уединении еще сильнее, еще отчетливее ощутил, как злость наполняет его, плещется в нем беспокойным морем, почти топит его в себе. Он в два шага сократил расстояние от двери до молча наблюдающего за ним Аллена — и хорошенько врезал мудаку, намереваясь сначала его отметелить, а потом — заставить отрабатывать свой должок.
Однако младший Уолкер даже не воспротивился — Тики ощутил, как костяшками пальцев в кровь разбивает ему губу, а белобрысый недоносок упал на спину как тряпичная кукла, неотрывно глядя на него из-под полуприкрытых век и чуть улыбаясь.
С такой снисходительностью, что стало тошно.
— Можешь меня избить, если тебе полегчает, — милостиво разрешил он, и Тики ощутил себя так ужасно, что…
Он никогда не ощущал себя таким преданным и обманутым.
Хотя нет — было уже когда-то.
Когда мама умерла, а Шерил остался у Адама на службе.
И когда он узнал, что его Алиса — это заносчивый младший Уолкер.
Может, все его чувства к Аллену — всего лишь самообман, а тот всегда был таким снисходительно-насмешливым и просто позволял делать с собой что угодно? И никогда действительно ничего не ощущал к Тики?..
Микк ощутил, как губы невольно кривятся к какой-то детски-обиженной гримасе, как будто еще чуть-чуть — и расплачешься, и сжал зубы, чувствуя, как злость медленно покидает его, испаряясь, и оставляет за собой только бездонную пустоту.
И только тут он заметил, что весь Аллен какой-то мертвый.
Как и человек, все еще лежащий напротив него лицом в стол.
— Что я должен сделать, Аллен? — устало выдохнул он вместо того, чтобы ударить юношу еще раз, и уронил вдоль тела занесенную уже для нового хука руку. — Скажи мне, я хочу знать. Может, еще раз попытаюсь.
Аллен чуть дрогнул губами — все такой же безразличный и похожий на тряпичную куклу — и негромко уточнил:
— О чем ты?..
Лицо у его было в крови: только что разбитые губы, капли на лбу, на носу, на щеках, уже засохшие, ярко выделяющиеся среди мертвенной бледности, а обычно искристые серые глаза сейчас смотрели на Тики с ледяной снисходительностью, с той самой холодностью, которой так боялся мужчина ещё совсем недавно. С холодностью Адама.
А ещё Аллен не сопротивлялся. Совершенно безвольный и позволяющий словно делать с собой всё, что ему вздумается, юноша лежал под ним и улыбался самыми уголками разбитых губ, вновь напоминая этим Адама.
Сейчас мертвяком валявшегося в нескольких метрах от них.
Он же был отцом редиски. Родным отцом, который убил племянника, чтобы лишить сына семьи и слабости, от которого скрывались Уолкеры, которого любил Аллен (потому что Тики напоминал ему Адама, как такое вообще могло быть?), который был безумен.
— Что я должен сделать, чтобы ты наконец начал доверять мне? — устало спросил Микк, чувствуя себя высушенным фруктом; чувствуя себя потерявшимся ребёнком, у которого из-под носа утащили что-то ясное и понятное и оставили перед неизвестностью.
Аллен дернулся, дрогнул пальцами, наконец выпустив из рук чашку (как оказалось, уже пустую) и позволив ей покатиться по полу, и посмотрел на Тики как-то по-новому.
Странно.
Как будто о чем-то думал.
Мужчина не стал дожидаться ответа. Он выпрямился, отвернулся от юноши и направился к выходу. Шерил не мог не прислать за валяющимся в коридоре в обмороке Неа, а другу еще надо как-то объяснить все увиденное и должным образом его успокоить.
Да и потом… видит бог, Тики старался. Может, этого было слишком мало, но он не знал, чего еще хотел от него Аллен.
Что еще ему нужно.
Он готов был сделать ради него что угодно. Тот и слушать его не захотел, не то что за помощью обращаться. Наверное, он скорее сдохнет, чем когда-либо это сделает, а Микк, он… он не знал, что предложить юноше еще.
Что еще, кроме «все что угодно» нужно Аллену.
— Стой, Тики, — вдруг позвал его юноша тихим надтреснутым голосом, и мужчина… не выдержал — обернулся.
Юноша сидел на коленях и смотрел на него в упор, уложив правый кулак на стол, а Микк смотрел в ответ и видел, как глаза у Малыша словно бы ожили — если минуту назад они были совершенно пустыми, прозрачными, стеклянными, адамовскими, то теперь в них вспыхнул огонёк чего-то живого, чего-то, что принадлежало только Аллену.
— Мне… мне ничего не нужно… просто… — зашептал он потерянным тоном, и Тики заметил, что седые волосы у него тоже были измазаны в крови. — Мне… просто… — но мужчина перебил его, чувствуя себя раздражающе хрупким и трескающимся.
— Я, наверное, недостаточно хорош, чтобы быть рядом с тобой и защищать тебя, да, Аллен? — с усмешкой поинтересовался Микк, не находя в себе сил приблизиться к юноше, а потому так и остался стоять на месте. Адам смотрел на него своими рыбьими глазами и улыбался.
Юноша вздрогнул, медленно хмурясь и непонимающе поджимая задрожавшие губы, становясь словно бы ещё чуточку живее, чем был мгновение назад.
— Нет, — выдохнул он, мотнув головой.
Тики ухмыльнулся, фыркнув, и отвёл взгляд от профессионально перерезанного горла старика, из которого небольшими порциями капала на татами кровь. На улице во внутреннем дворике росла вишня. Та самая вишня, которую он видел ещё в кабинете Шерила.
— Разве? — хмыкнул мужчина, кривя губы. — А мне кажется, причина именно в этом. Ну так скажи же мне, что я должен сделать, чтобы быть достойным тебя? — сердито прошипел он, наблюдая, как неуловимо меняется лицо Аллена. Словно бы оттаивает и обнажается. Тики смотрел на него, испачканного в крови, такого безразлично-оживающего, похожего на испуганного ребёнка, ошарашенного происходящим, не меньше (а то и больше) самого Микка. Смотрел — и выпалил, чувствуя себя таким же истеричкой, как и Неа: — Я сделаю. Давай. Кого мне надо убить или искалечить, какое не-знаю-что мне нужно достать, чтобы ты поверил, что можешь на меня положиться? — просящие, даже умоляющие нотки в своём голове он услышал только после того, как всё произнёс. И заметил, что новая порция кислорода обожгла лёгкие так, словно всё это время он не дышал.
Юноша часто-часто замотал головой — как будто хотел, чтобы и Микка замельтешило перед глазами; как будто хотел с себя что-то стряхнуть.
— Ничего не надо делать!.. — выдохнул он как-то почти судорожно. Так, что у мужчины внутри все перевернулось и замерло в диком, едва контролируемом желании броситься вперед и обнять его. — Я просто… я не могу иначе, — устало произнес Уолкер и медленно поднялся, покачиваясь на нетвердых, словно бы затекших ногах. — Я хотел защитить вас, Тики, и я…
— Вытрепал своему брату нервы и разозлил меня, — качнул головой мужчина, даже не думая, однако к нему приближаться и стоя на месте. Пытаясь снова разжечь в себе ту же злость, что чувствовал, когда ехал сюда, но не ощущая даже ее отголоска. — Я убийца, — четко выплюнул он, заметив, как Аллен дернулся, но даже не собираясь останавливаться, — и я ненавижу, когда меня недооценивают.
Юноша вскинул на него загнанный взгляд и шагнул вперед, сжимая в кулаки руки и прикусывая распухшую от смачного удара губу (в уголке его рта запеклась кровь, которую хотелось сейчас же стереть подушечкой пальца, но Тики заставил себя стоять — ему так надело делать все самому, но он так хотел…).
— Но зачем я тебе тогда нужен, если ничего не могу сделать со своими проблемами?! — истерично воскликнул он, влажно блестя глазами и как будто тщетно пытаясь казаться выше своего роста, но так и не преуспевая.
Это было бы смешно, если бы не было так грустно — то, что Тики так и не смог до него достучаться. А он не смог, если Аллен задает ему такие вопросы.
Но несмотря на это… злости мужчина по-прежнему не чувствовал.