— Потому что я люблю тебя, — только устало и усмехнулся он, чувствуя за собой непреодолимое желание упасть в кресло и крепко выпить. Потому что ничего другого он, как видно, просто уже не мог.
Аллен судорожно всхлипнул, смотря на него дикими глазами, сжимая кулаки и кусая дрожащие губы, и остервенело рыкнул, взмахивая ладонями, вмиг становясь каким-то до ужаса трепетным и живым, отчего уже совершенно нестерпимо хотелось броситься к нему, но Тики слишком устал, чтобы вновь идти к нему сам. Чтобы биться о наглухо закрытые окна.
— А я — тебя! — запальчиво воскликнул юноша, тяжело дыша и вперивая в мужчину совершенно странный, полный разнообразных эмоций взгляд, и шагнул к нему навстречу, ужасно встрёпанный и неустойчивый, какой-то слишком взволнованный и растерянный. — Но по твоей логике я должен тебе жаловаться после каждого чиха! — зло возмутился он, сердито скривив губы, и Микк почувствовал, как внутри у него самого что-то распаляется, что-то закипает.
Беспокойство?
Злость?
Бешенство?
— Если каждый твой чих оборачивается прощальной запиской как у самоубийцы — то да, мать твою! Да! — крикнул мужчина в ответ, желая что-нибудь сломать, потому что руки у него зачесались, и рассерженно выдохнул прямо в лицо разозлённо вскинувшемуся Аллену.
— Да нихрена подобного! — возмутился тот, нервно взметнув ладони в воздух. — Я не девица и не…
Мужчина шумно вздохнул, чувствуя, как внутри него закипает все же снова это восхитительное бешенство, дающее возможность делать что угодно и когда угодно, и в одно движение оказался вплотную к совершенно опешившему юноше и нависая над ним как огромная угрожающая тень. Наслаждаясь собственным превосходством.
— Достал.
И — дернул на себя, до хруста в позвонках прижимая к себе, до вскрика, почти до писка, и больно впиваясь в разбитые губы.
Аллен протестующе затрепыхался в его руках, несколько раз больно ударил его по ребрам, явно все еще горя желанием продолжить скандал, но Тики было так просто не остановить, о нет.
Не сегодня.
Не сейчас.
Не когда он дорвался наконец до своего желаемого.
Мужчина стиснул в ладони ткань майки юноши, чувствуя, как она трещит, и как обмякает и становится податливым живое и горячее тело в его объятиях. Уолкер с шумным, почти плачущим, почти просящим выдохом приоткрыл рот, позволяя Микку скользнуть по его небу языком, и зашарил по его торсу, поддевая полы рубашки и проникая под нее облаченными в окровавленные перчатки руками.
— Я согласен скандалить, если мы каждый раз будем так заканчивать, — тихо выдохнул он, когда они на секунду прервались, и Тики криво усмехнулся, вспоминая о своих планах на его задницу.
О, после сегодняшнего ты не захочешь со мной скандалить, подумал он — и снова поцеловал его. Аллен смешно зажмурился (зрачки у него были огромные) — как всегда делал от переизбытка чувств — и толкнул его к выходу к коридор, явно не собираясь продолжать здесь.
В общем-то, Тики был с ним согласен.
Юноша кинул долгий взгляд в сторону, кажется, на Адама, и, когда мужчина тоже проследил глазами очередную упавшую на татами каплю крови, судорожно, словно до последнего не желал что-либо говорить, выдохнул:
— Я не хотел, чтобы его убивал ты.
Микк вздрогнул, опасливо заглядывая в лицо Аллену и чувствуя, как внутри вновь подымается эта злость, это раздражение, что его недооценивают, что ему не доверяют.
— Я не хочу вновь становиться таким, — шепнул Малыш, нервно цепляясь за руку мужчины и заставляя этим жестом застыть в непонимании: про что говорил Уолкер? Каким «таким»? Мёртвым, безжизненным, бледным? Адамом? Юноша обернулся к нему, и лицо у него было растерянно-отстранённое. — Утешь меня, Тики. Пожалуйста, — тихо попросил он, глядя на него с мольбой в глазах.
Мужчина вздрогнул, криво усмехнувшись, и толкнул словно бы вновь замёрзшего юношу в коридор, понимая, это раздражение, эта поднявшаяся злость вновь немного улеглась, оставляя после себя лишь желание показать и доказать Малышу, что ему можно доверять.
Можно доверить себя.
— Конечно, — шепнул он Аллену на ухо и сразу же прикусил это ухо до крови, заставив юношу встревоженно пискнуть. — Но я ужасно зол, — предупредил Микк, приметив дверь в нескольких шагах и целенаправленно потащил облегчённо хохотнувшего редиску к ней. — Так что не жди чего-то нежного, понял?
— Я и не надеялся, — расслабленно улыбнулся Уолкер, прикрыв глаза и позволяя прижать себя к хлопнувшей двери.
Тики плотоядно усмехнулся в ответ, подумал, что, вообще-то, послушать крики одного конкретного человека совсем не против, и щёлкнул замком, наслаждаясь мягким и желанным смехом Аллена, в нервном, почти истеричном нетерпении обнявшего его за шею.
Кажется, ночь будет длинной, и утром его обязательно отругают Неа (за порчу милого братика) и Шерил (за порчу имущества). А потом они улетят в Канаду, где Микк исправно продолжит выцеловывать своего мальчика, избавляя от страхов и вездесущего огня.
Но сейчас Тики хотелось только искусать этого засранца до синяков и хриплых криков.
Так что когда за дверью послышались торопливые шаги и разговоры, Микк, заламывающий стонущему Малышу руки, не обратил на это совершенно никакого внимания.
Комментарий к Op.21
В ролях любимцев Тики:
Сэмми — сверхдальнобойная винтовка (SVLK-14S) «Twilight»/«Сумрак»
Чатти — снайперская винтовка CheyTac M200 «Intervention»
Маки — пистолет Макарова
Волли — пистолет Вальтер
========== Рондо ==========
Аллен расслабленно развалился на огромной мягкой кровати (очень в стиле мажора-Тики) в позе звезды и повозил руками по гладким прохладным простыням, как если бы делал ангела в снегу. К сожалению, снега в Монреале в июле днем с огнем не сыскать, потому юноша довольствовался чаем со льдом, беря пример со своего любовника (как же ему нравилось так его называть), холодными простынями и едва слышно жужжащим кондиционером.
Микк, как раз и обеспечивший ему покой и уют, снова где-то пропадал (под неопределенным «где-то» крылось, разумеется, лаконичное «на работе», а вот что крылось под этой самой работой Уолкер даже представления не имел), и юноша даже почти скучал, каждое утро изо дня в день вот уже почти три месяца оставаясь в этой комнате наедине с книгами, которые изучал для поступления в один из местных университетов.
Тики (как и присоединившийся к нему в этом случае Неа) упрямо настаивал на том, чтобы Аллен сначала выучился, прежде чем браться за управление семьей (которое скинули на Шерила), поэтому младший Уолкер (на самом деле чувствующий за это перед мужчинами просто дикую благодарность) ради приличия не стал им возражать.
Но это не отменяло того факта, что ему все равно было скучно. Тики как будто мстил ему все эти три месяца за его «блядское самопожертвование», и некоторые синяки и засосы после их постельных игр еще долго не сходили, расцвечивая шею и запястья юноши и ужасая этим Неа, каждый раз то краснеющего, то бледнеющего, когда видел это.
Впрочем, брат… О, брат был отдельной историей, что сказать. В первую очередь стоило прояснить один факт — они жили втроем. Аллен, Тики и Неа, который не захотел «оставлять их наедине». Юноша до сих пор хихикал в подушку, когда вспоминал, каким сделалось лицо старшего, когда Микк затребовал им огромную спальню со звукоизоляцией. Аллен еще тогда вмешался, робко напоминая брату, что он уже как бы вполне себе взрослый по меркам канадцев, и… о, это было просто убийственно.
Вид у Неа был совершенно безнадежный, а уж эта его феерическая фраза относительно взросления Аллена… «Я не разрешал!» — ну надо же.
Кто тебя еще спрашивает… Уолкер снова хихикнул, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой, и выгнулся в спине, с наслаждением хрустя позвонками.
Он перевёл взгляд на стоящий рядом стол, где были аккуратно разложены книги и нотные тетради, и, глубоко вздохнув и ещё немного повалявшись на прохладных простынях, вернулся к подготовке к экзаменам.
Пусть юноша и намеревался пойти на повара, до самого конца намеревался, всё ещё слегка испуганный тем, что Неа может болезненно воспринять его желание учиться в музе, сам брат в итоге его и переубедил. Буквально за шкирку притащил в университет, где Аллен с несколько часов восхищался исполнением бетховенских симфоний, опер Глинки и джазовыми импровизациями, и сказал, чтобы поступал именно туда, куда хочет.