С одной стороны, Микк как будто бы совершенно искренне восхищался музыкальностью Алисы, и с другой — это могло быть и просто игрой на публику.
Тики же мажор. Он же вырос в таком обществе, где с детства учили лгать и лицемерить, где нужно было втираться в доверие, подлизываться и так далее в этом роде.
Аллен помнил реалии этого общества. Помнил — и не горел желанием в него возвращаться.
И именно поэтому он совершенно не верил в искренность чувств этого повесы, желавшего затащить Алису в постель. Да как будто бы ему так просто это позволят!
Аллен был уверен, что через две недельки Микк сам отстанет, поняв, что ничего у него не получится. Что Алиса не намерена раздвигать перед ним ноги. Что она вообще не намерена близко подпускать его к себе.
…но «All of me» звучало сегодня прекрасно. И глаза у обычно лукавого и ленивого Тики горели ну совершенно заворожённо.
— Тогда пытайся и дальше затащить её в койку, — хохотнул Неа, и Аллену захотелось стукнуть его по голове за такие слова. — Я буду совершенно не удивлен, когда у тебя ничего не получится.
Тики фыркнул, закатив глаза, и спустя несколько секунд всё же выдохнул:
— Она просто великолепная, Неа. И все, что я знаю, — сглотнул он словно бы в какой-то неуверенности, каком-то волнении, и прошептал: — то, что я хочу её до одури.
Аллен сердито закусил губу, ужасно злой, и, когда брат повернул голову в сторону Микка, прошмыгнул дальше по коридору в свою комнату, не желая больше слушать этот бред.
Есть больше не хотелось.
Хотелось лишь повалиться на кровать и заснуть. Что Аллен, улыбнувшись Мане с фотографии, и сделал.
***
Тики прикусил губу, дожидаясь Алису у главного входа, и тихо вздохнул, снова вспоминая слова Неа.
На самом деле он не был уверен в том, что говорит правду другу. Что просто хочет ее, потому что… Алиса была великолепной. У нее был шикарный голос, выразительные глаза, ядовитая улыбка, нежная кожа и тонкие запястья. А еще от нее пахло яблоками, и Тики всегда несло, когда удавалось завести разговор по пути к автобусной остановке (потому что девушка по-прежнему отказывалась от того, чтобы он ее подвозил).
Он говорил о том, как потрясающе пародирует джазовых певиц Алиса, как великолепно пели в двадцатом веке, как мало сейчас выпускают стоящей музыки… Говорил — и проклинал свою болтливость, но ничего не мог поделать, потому что молчать не хотел и преследовал цель разговорить как будто бы даже слушающую его девушку.
Алиса вышла из здания кафе, по своему обыкновению смерила его насмешливым взглядом — и кивнула в сторону остановки.
— По-прежнему не хотите, чтобы я вас подвез? — чуть улыбнулся этой ее насмешке Тики.
— По-прежнему надеетесь на то, что вам что-то перепадет? — тонко отозвалась девушка, теребя пальцами лямку своей сумки и легко вскидывая бровь, как будто бросала вызов.
Микк легко усмехнулся в ответ, лукаво прищурившись.
— Я лишь надеюсь, что однажды вы мне улыбнётесь без издёвки, — обольстительно улыбнулся он, внимательно наблюдая за лицом Алисы из-под полуопущенных ресниц.
Девушка дёрнула уголком губ в ироничной ухмылке, хмыкнув, и вновь направила взгляд вперёд, в опускающуюся на город темноту звёздной ночи.
— Я улыбнусь вам на прощание, обещаю, — кокетливо проговорила она, явно намекая на то, чтобы Микк наконец отстал от неё.
А Тики не хотел отставать. Он хотел, чёрт раздери, быть рядом. Хотел слушать, хотел смотреть, хотел говорить. Просто хотел.
И эта жажда буквально съедала его изнутри.
Наверное, впервые он хотел кого-то до дрожи в животе. До идиотской трясучки в ожидании каждой новой встречи.
Неа говорил про дружбу. Но ведь Микк ничего такого не испытывал по отношению, мать его, к Уолкеру!
А если это не желание дружбы (о боже, какая глупость — дружба между мужчиной и женщиной), то только стремление затащить её в постель. Ну просто по-другому быть не может!
Правда, после всего пяти встреч с этой великолепной девушкой образы того, как Тики раздевает её и медленно, растягивая удовольствие, вдавливает в кровать, стали посещать голову намного реже.
Тики хотелось узнать об Алисе больше. Хотелось спросить о вкусах, увлечениях, любимых книгах или художниках, хотелось обсуждать всякую отвлечённую ерунду и любоватьсялюбоватьсялюбоваться.
— Ох, я уверен, что вы улыбнётесь мне раньше, и не придётся прибегать к таким крайним мерам, — смешливо отозвался Микк, на что девушка лишь фыркнула и легко покачала головой.
Она поправила заплетённые в пышную косу рыжие волосы, отряхнула рукав пальто от дождевых капелек и достала из сумки зонтик. Тики удивлённо приподнял бровь: что, неужели пригласит под него? Правда? Вообще-то, он сам взял свой большой чёрный зонт, просмотрев прогноз на вечер, но даже и не надеялся, что вообще получится быть ближе, чем обычно. Потому что Алиса всегда шла в трёх шагах от него, строго соблюдая дистанцию на протяжении всего пути до остановки.
— Ну, чего стоите? — нетерпеливо поинтересовалась девушка, раскрыв цветастый широкий зонт.
Вот так просто?
Тики моргнул, стараясь быть не таким ошеломлённым, каким был на самом деле, и, шагнув ближе к Алисе, перехватил ручку, чтобы держать зонтик повыше (девчонка-то доставала ему до плеча).
— Это романтично, не находите? — улыбнулся Микк спустя несколько минут молчаливой ходьбы, нарушаемой лишь хлопающими об асфальт, об окна, о крыши и о натянутую ткань каплями дождя, и взглянул на невозмутимо улыбавшуюся Алису.
— Нет, не нахожу, — спокойно протянула она, вновь вдребезги разбивая все попытки Тики подступиться к ней.
— Скажите, Алиса, — невесело улыбнулся мужчина, чувствуя себя… пожалуй, разбитым. — А что еще помимо джаза вам нравится?
Девушка вздохнула, как будто думала о том, как же он ей надоел, и сжала в тонкую линию губы.
— Рок, — наконец как-то напряженно (даже странно) повела плечами она. — Мне нравится рок.
Это было… по крайней мере, неожиданно. Просто сама по себе Алиса — тонкая, хрупкая, милая — совершенно не была похожа на человека, который будет слушать такую безумную музыку.
Которая так не нравилась Тики.
Печально.
— Неожиданно, — со смешком протянул мужчина — и понял, что это совершенно его не коробит и не отталкивает. Просто действительно неожиданно.
Однако девушка истолковала его слова по-своему. Хмыкнула и смерила его насмешливым взглядом.
— Вам ведь не нравится такая музыка, верно? — с каким-то странным торжеством предположила она.
— Нет, — честно отозвался Тики. — Я не понимаю её, — он чуть скривил губы и тут же улыбнулся. — Правда, мой лучший друг обожает эту музыку и совершенно ничего не смыслит в джазовых музыкантах, так что… в вас я ищу отраду.
Алиса вдруг глухо рассмеялась в этой своей кокетливой неискренней манере, и Микк поджал губы, чувствуя себя в очередной раз проигравшим.
Каким же комплиментом нужно было одарить эту девушку, чтобы она пала ниц перед ним?
— Рок — это музыка свободы, — внезапно начала Алиса задумчивым голосом, и Тики еле сдержал себя от торжествующей улыбки: она впервые говорила о чём-то по собственной воле, — в то время как джаз… — она отрешённо приподняла брови на мгновение, словно подыскивая нужное слово, — скорее музыка мечтаний, — на её губах проскользнула ядовитая, совершенно мрачная и ироничная усмешка. — А я… — Алиса замялась, сглотнув, и неловко закусила напомаженную алую губу. Микк даже дыхание затаил в ожидании продолжения фразы. — А я не хочу, чтобы свобода была лишь мечтой, — после долгой паузы всё-таки сказала девушка так тихо, что мужчина бы и не расслышал её, не стой он так близко, и сразу же пожала плечами, сбрасывая с себя флёр задумчивости и хрупкой мечтательности. — Может, оттого и люблю рок.
— А вы считаете мечтой именно что-то неосуществимое? — заинтересовался Микк. Он любил такие разговоры, на самом деле, и ему казалось… казалось, он может как-то переубедить Алису. — Почему?
— Потому что то, что мы можем осуществить, является нашей целью, — легко отозвалась девушка, вскидывая на него глаза.