Впрочем, Микку было все равно. Главное — музыка красивая и не самая бессмысленная. И сегодня… эта Алиса великолепно спела, надо признать.
— Ну хорошо, — буркнул мужчина, слушая, как нежно и сильно тянет песню девушка. — Я не зря выполз из своей берлоги в этот вечер.
Вайзли обрадованно улыбнулся, ударив его в плечо, и как раз в этот момент девушка замолкла, прикрыв глаза, после чего вежливо поклонилась с милой улыбкой на притягательно красных губах и мягко хохотнула, когда кто-то из зала бросил ей букет, который она с лёгкостью поймала.
— Для меня было огромной честью выступать перед вами, уважаемые гости, — весело проговорила она, сверкая словно хрустальными серыми глазами, и звонко рассмеялась, стоило кому-то выкрикнуть:
— Ну давай ещё разок на бис, Алиса!
Тики усмехнулся, думая, как же звонко эта девочка будет стонать у него в постели. С таким-то прекрасным голоском.
— К моему великому сожалению, — горестно вздохнула Алиса, прикрыв веки, и грустно опустила голову к груди, — ещё одну песню мне вряд ли оплатят, — доверительно поделилась она, и Микк удивлённо приподнял бровь.
По залу пронеслись смешки, а потом неожиданное:
— А ну не ври, чертовка! Я тебе плачу за часы, а не за песни!
Девушка, однако, вздохнула ещё горше, для драматичности приложив к правой щеке ладонь, и покачала головой:
— Вот так вот меня и драконят, представляете? Тяжело жить в наше время… — притворно вытерла она слёзы, однако совершенно задорно сверкая глазами, и под всеобщий хохот покинула сцену, раздавая воздушные поцелуи и ловя цветы.
Тики проводил ее заинтересованным взглядом и усмехнулся.
— Минутка юмора напоследок, — удовлетворенно заметил он. — И по каким же дням здесь поет эта звездочка? — Вайзли заулыбался еще довольнее прежнего.
— Понедельник, среда, пятница, — оттарабанил он, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди, и поинтересовался: — А что, хочешь еще прийти?
Мужчина коротко кивнул («Вне сомнения»), с улыбкой думая о том, какая это будет, должно быть, интересная ночка. Вот прям сейчас он с этой Алисой налаживать контакт даже не думал — ну уж нет. Вайзли будет, пожалуй, уж слишком доволен — и оскорблен — тем, что эта певичка Тики так понравилась.
Микк придет сюда один, без братца. Скажем, в грядущий понедельник. И вот тогда-а-а…
— Не знаю, откуда она тут появилась, — развел между тем руками Вайзли, явно решивший, что теперь брату интересна эта история с самого начала. — Я в этом кафе завсегдатай — кухня у них потрясающая, цены отличные, интерьер, опять же… Но живой музыки не было прежде — иногда только какие начинающие коллективы приглашались, но все одно. А тут — пришел однажды и увидел, как поет Алиса! Потрясающий голос, верно?
— И сколько же ты уже наслаждаешься этим голоском в одиночку? — хмыкнул Тики. — Интересно, что она еще поет? — надо было срочно сделать упор на вокальных данных, иначе мужчина опасался, что вид у него уж слишком мечтательный.
А как же иначе — шейка у девушки была тоненькой, ножки, обтянутые в лёгкие капронки, стройными, да и сама она была очень притягательной на вид, симпатичной.
Микк уже предвкушал, как будет мять её и мучить, как будет вслушиваться в звонкие стоны и смотреть в покрытые паволокой возбуждения глаза. Наверное, вернуться в Японию две недели назад было правильным решением.
Вайзли как-то странно (проницательно) усмехнулся, потягивая из трубочки молочный коктейль (ну что за детский выбор), и пожал плечами.
— Да месяца четыре назад впервые услышал, — задумчиво пробормотал он, — она тогда пела что-то джазовое и совершенно покорила меня, — хохотнул парень.
Тики поперхнулся, недоверчиво хмуря брови.
— И ты молчал все эти четыре месяца?
— Ты же в Европе шиковал, говнюк, — недовольно пробурчал Вайзли, бросая сердитый взгляд в сторону Микка, на что тот лишь пожал плечами: ну не он же виноват, что парня из-за его слабого здоровья за пределы Японии не пускают. — Да и я потом в больницу слёг, ты же знаешь… — передёрнул тот плечами, тяжело вздохнув. — Так что недели три назад меня выписали, а она тут уже как родная, освоилась совсем, — разулыбался Вайзли, похожий в этот момент на какого-то папашу с приступом гиперопеки по отношению к любимой дочурке.
Хотя какой там папаша, ему было всего двадцать, по законам Японии он еще даже не совершеннолетний. Мужчина хмыкнул, втайне гордясь своими двадцатью-почти-пятью (Шерил, помнится, обещал нечто особенное на его маленький юбилей), и пожал плечами.
— Я вообще-то не шиковал, на минуточку, — придирчиво отозвался он вслух. — Я рабо-о-о-тал. Не всем же отлеживаться по больничкам и пялиться на аппетитных медсестер, как тебе.
— А ты думаешь, порок сердца — это так весело? — иронически отозвался Вайзли. — Хорошо тебе судить, — хмыкнул он, — ты здоровый как жеребец, вот и скачешь по крышам с винтовкой в обнимку. А я психоаналитиком стать хотел, только хрен мне, потому что не с моим диагнозом такая работа.
— Не очень-то круто от грязюки отмываться после таких пробежек, — парировал Тики, — да и в рукопашке я не так хорош, — он поймал себя на том, что пытается утешить поникшего братца, и вздохнул. Где там его инструкция по заботе о младших? Он уже не помнил, когда в последний раз подтирал Вайзли сопли. Вот то ли дело Неа — Аллен вообще не плачет, кажется. Никогда. Иногда мужчине казалось даже, что эти двое не обмениваются и больше, чем парой-тройкой фраз за день.
Это тебе не Вайзли, который обожает изливать душу и сам вяжет на Рождество носки, которые вешаются на камин.
Впрочем, это тоже не так уж плохо. Надо сказать, после похорон матушки Тики даже полюбил семейные праздники. Возможно, потому что мать была единственным человеком, который пытался его одергивать (отец умер, когда Тики было три года), так как наученный ее опытом Шерил этого почти никогда не делал.
Вспоминать о матушке, однако, было приятно — женщиной она была хорошей, в меру ласковой, в меру строгой, и Микк до сих пор удивлялся, как она смогла сохранить свою доброту и мягкость в этом свинарнике под началом Адама.
Вайзли взглянул на него нечитаемым взглядом и, вдруг шмыгнув носом, бросился опешившему мужчине на шею.
— Ну почему ты вечно куда-то уезжае-е-ешь? — прохныкал он, и Тики неловко обнял его, горестно вздохнув, и похлопал по спине, призывая успокоиться. Такие семейные сцены на публике немного смущали. Хотя больше всё-таки раздражали. — Мне же тут так ску-у-учно одному.
— У тебя есть Роад, братец, — с нажимом произнёс Микк, но парень лишь замотал головой.
— Да она меня в могилу сведёт быстрее, чем инсульт! — обиженно отстранился Вайзли от него, хмуря брови.
Тики лишь вздохнул, пожав плечами, мол, ничего не поделаешь, судьба у тебя такая, и обвёл взглядом зал в надежде отыскать рыжую макушку Алисы.
— Я бы с превеликой радостью отправился в Киото, но Шерил не пускает, ты же знаешь, а тут никого из Семьи, кроме милой племяшки и нет, — продолжал парень, недовольно скривившись на словах о Роад, и сердито насупился: — Сбросил на меня свою дочурку, а Вайзли нянькой работай, раз в психоаналитики дорога закрыта. Кстати, — вдруг ухмыльнулся он, цепко взглянув Тики в глаза, — даже не надейся затащить её в койку.
— Это еще почему? — просто из чувства противоречия отозвался Микк. И — тут же прикусил язык. Вот же Вайзли, вот же малолетний ублюдок. О том, что и сам ненамного старше, мужчина предпочел не вспоминать.
Проныра засмеялся, поспешно отстраняясь (явно опасаясь огрести), и покачал головой.
— Ты такой предсказуемый в этом плане, даже не представляешь, — весело поделился он. — У тебя ж сразу прямо глаза загорелись, когда она запела, думал, я не замечу?
— Ну да, — Тики закатил глаза. — Как тут не заметить, это ж я с тобой нянчился, когда отказался ходить на приемы. Все-то ты подмечаешь, говнюк.