Лишь бы дальше от брата, смотрящего на него виновато-растеряно.
Лишь бы дальше от Тики, которого обманывать не хотелось, но пришлось.
Лишь бы дальше от самого себя, вечно убегающего и закрывающегося ото всех труса.
***
Тики чувствовал себя разбитым. Расколотым на части настолько мелкие, что их не собрать и не склеить уже никогда и никому. Они так и останутся валяться по всей комнате в квартире у Неа Уолкера, младший брат которого все это время так искусно его дурил.
Сколько Тики был влюблен в Алису? Месяц? А может, меньше? Или немного больше?
Мужчина не знал.
Он имел привычку подолгу рассматривать нахальную девчонку, на поверку оказавшуюся слишком ранимой и избитой безжалостной жизнью, чтобы так просто оставить ее и отступиться от своей цели.
И когда Тики смотрел — он замечал. Жесты певицы были выверены до последнего взмаха ресниц, она всегда носила парик, ее лицо всегда украшал слой сценического грима, но это было слишком второстепенно прежде. Слишком второстепенно — потому что в последние их встречи Алиса была настолько искренна и открыта с ним, что на какое-то мгновение Микку показалось, будто бы у него есть шанс.
Но Аллен… О, Аллен вновь все разрушил. Только Аллен мог все разрушить так, что Алиса оказалась не то что занята или недосягаема — ее просто не существовало.
И тогда все становилось понятным — и фигура, и слабость, и знакомые интонации в нежном голосе, и даже гребаный гладиолус, выпавший из книги Уолкера немногим меньше недели ранее.
И теперь… Теперь Тики просто не знал, что ему со всем этим делать.
В частности потому, что он не был чертовым эгоистом, которому есть дело только до самого себя и своих проблем. В частности потому, что здесь и сейчас у его ног скрючился в беззвучном рыдании его лучший — его первый и единственный — друг, которому нужно было срочно помочь хоть как-то.
Микк опустился на колени рядом с Неа — осторожно и медленно, ощущая себя и Уолкера такими невозможно хрупкими, что расколоться от любого резкого неосторожного движения можно будет отнюдь не фигурально.
— Неа… — он осторожно тронул мужчину за плечо. — Эй, слышишь, Неа… Тише… Тише, пожалуйста… Ну хочешь… — эти слова дались ему с неимоверным трудом, — хочешь я схожу за ним? Слышишь?
Уолкер судорожно вдохнул, потерянно смотря на него красными от слёз глазами, и сипло выдохнул:
— Он шесть раз сбегал, Тики. Шесть раз, — мужчина хохотнул, до крови кусая губу, и тонко замычал, словно бы отказываясь верить в какую-то истину. — Впервые сбежал, когда ему было восемь, я нашёл его через неделю в больнице с отравлением, — продолжал шептать Неа, захлёбываясь собственными рыданиями, и Тики его слушал молча, потому что не знал, что должен ответить.
Потому что Алиса оказалась мелким редиской, который портил всё, что угодно, лишь одним своим появлением.
Потому что Аллен Уолкер только что перекинул Неа через плечо, с безумной кривой улыбкой на лице говоря про то, что лучше бы умер он сам. Лучше бы он исчез. Что он бремя.
Если Алиса была обманом, то и все слова, сказанные ею, были обманом.
— Тики, он молчал об этом одиннадцать лет, — в панике прошептал Уолкер, цепляясь за его рукав. — Винил себя и… и… и… боже.
— Иди сюда… — в конце концов не выдержал Тики. Он сгреб друга в охапку и крепко обнял, позволяя уткнуться носом в свое плечо и безудержно разрыдаться. Неа сжал его в руках как плюшевую игрушку и зажмурился. Микк же… что ж, он тоже зажмурился и уткнул нос в растрепанные волосы мужчины.
Они оба были слишком разбиты сейчас всем происходящим, чтобы просто встать и пойти дальше.
Потому что Неа не собирался покидать Японию без своего брата ни под каким предлогом и в итоге любой ценой вернет его обратно.
Потому что Тики был слишком влюблен в образ Алисы — пусть выдуманный и фальшивый, — чтобы так просто забыть об этом.
— Неа… — мужчина в ответ только замотал головой и сильнее сжал его в руках. Тики судорожно вздохнул, сам готовый сорваться на истерику, сокрушить что-нибудь или кого-нибудь разорвать…
Но рядом был только такой же разбитый Неа, о котором следовало позаботиться. У которого еще была какая-то крохотная надежда на спасение от всего этого, потому что все нарывы вскрыты, и теперь ясна хотя бы сама суть проблемы.
А у Тики… у него нет проблемы. Потому что Алисы просто не существует.
И именно поэтому он не мог найти ее в базе данных.
— Неа, давай я за ним схожу, — снова позвал Микк. — Давай я… я постараюсь вернуть его, слышишь? Давай сейчас мы встанем, ну… — как же мы встанем, господи, я такой расколотый и ты тоже, мы же раздробимся с тобой в порошок, стоит только двинуться. Я так хочу двинуться и стать порошком, знаешь, Неа… — Ты сядешь на диван, а я пойду за Алленом.
— Правда? — выдохнул мужчина, с мольбой глядя на него, и Тики просто не смог ему отказать или соврать.
— Конечно, — кивнул он, попытавшись ободряюще улыбнуться, казалось, в кровь разбитыми губами: так тяжело они растягивались. — Приведу этого редиску обратно, чтобы нормально тебе всё рассказал. Помнишь, вам нужно поговорить, Неа, — бормотал Микк, помогая другу встать на ноги, и усадил его на диван. Уолкер хрипло рассмеялся, даже не пытаясь вытереть слёзы, и вновь выпалил:
— Я был слеп, Тики. Из-за меня он так страдал всё это время.
И ты из-за него страдал не хуже.
Но Микк лишь молча кивнул и, пересиливая свои крошившиеся в песок ноги, вышел из квартиры, вдыхая ночной воздух. Куда мог сбежать эгоистичный мальчишка с раздутой самооценкой? Куда мог сбежать лжец и клоун?
Внутри Тики словно бездна разверзлась — так пусто было на душе.
Куда мог убежать тот, кто только что назвал себя бременем и искренне хотел исчезнуть? Тот, кто в своей искренности был ужасно похож на Алису?
Хотя…
Он же и был Алисой.
Тики сглотнул горькую слюну и бегом припустил к остановке. Далеко уйти этот идиот не мог, а вот побежать к автобусной станции, точно уверенный в том, что за ним никто не кинется — потому что и Неа, и Микк были слишком оглушены его поведением — запросто.
Бегать с простреленным животом… Господи, ну что за придурок…
Аллен действительно оказался там, где Тики и предполагал. Сидел на скамейке и смотрел в сторону, на дорогу. Бледный как выцветшая картинка — и такой же пустой, ослабевший.
Настолько, что на секунду Микку стало его даже жаль. Просто по-человечески жаль, потому что… Наверное, потому что тот был и оставался его Алисой. Которой на самом деле не существовало.
Господи, это до сих пор никак не укладывалось в голове.
Тики шагнул под козырек остановки, нарочито шурша ботинками по асфальту, чтобы обозначить свое присутствие, и Аллен, услышав его, вскинул голову и дернулся в сторону, подрываясь на месте.
— Я же сказал…
— Ну что, — тихо оборвал его Микк, — поговорим, Алиса? Нам вроде есть о чем.
Аллен даже не вздрогнул — лишь застыл, спокойно смотря на него невозможно серыми глазами из-под седой встрёпанной чёлки, и криво улыбнулся, словно находил что-то смешное в этой ситуации.
— Странно, да? — вдруг холодно поинтересовался он, вновь покрываясь ледяной коркой невозмутимости и отчуждённости, отчего у Тики кулаки зачесались. — Мелкий редиска, которого ты ненавидишь, оказался девкой, в которую ты влюбился, — иронично хмыкнул этот паршивый поганец, будто бы специально истекая ядом, чтобы разозлить мужчину как можно сильнее. — Хотя это больше смешно, чем странно, — равнодушно закончил он, слепо уставившись из-под белых ресниц на Микка.
У которого внутри словно вулкан разбудили.
Этот прогнивший редиска ещё смеет что-то отпускать про Алису. Смеет насмехаться над, чёрт подери, искренним чувством Тики. Ох, как же, наверное, он веселился, наблюдая за потугами мужчины приблизиться к ней. Ухаживать за ней. И играл. Играл напропалую. Неужели всё, что было Алисой, это всё сплошной обман? Каждый взгляд? Каждое слово? Каждая улыбка?