Неужели эта мелкая дрянь и правда самозабвенно веселилась, когда чувства Микка были самыми настоящими?
Мужчина почувствовал, как его распирает. От гнева. От злости. От ярости.
Тело бросилось вперёд само. Мгновение — и замахивается кулак, а Аллен продолжает пронзительно смотреть на него из-под ресниц с кривой ухмылкой. Секунда — и мужчина со всей силы врезает ему по морде, разбивая нос, отчего Уолкер отшатывается, хрупкий, словно карточный домик, и его сгорбленная фигура отчасти заставляет Тики прийти в себя.
— Ну что, стало легче? — безразлично поинтересовался юноша. — А теперь проваливай.
— Если ты считаешь, что своим холодом заставишь своего брата возненавидеть тебя — ты ошибаешься, — негромко произнес Тики, изо всех сих надеясь, что голос его не дрожит.
Аллен наградил его колючим злым взглядом и утер рукавом кровь из разбитой губы. Секунду они смотрели друг на друга, а потом юноша зажмурился и мотнул головой.
— Если ты пришел только за этим — то мне плевать, — сквозь зубы процедил он, и Тики снова захотелось его ударить. И бить, бить, бить до синяков, до ссадин, до гематом, пока из этого мелкого сукина сына не выйдет вся дурь, а вместе с ней — и дух. Пока он не оставит Неа в покое и не даст ему спокойно жить своей жизнью дальше, без этого груза вины, без этого самобичевания.
Но Микк слишком хорошо знал своего друга. Неа не успокоится, не выберется, не справится. Даже при помощи кого-то со стороны. Даже при помощи этого своего Кросса, который накачает его психотропными. Даже при помощи Тики, который будет рядом с ним неотлучно — обязательно будет.
Потому что у Неа есть брат, и он его очень любит. Потому что ему плевать, что Аллен готов на все, лишь бы тот навсегда забыл о его существовании.
— Эгоист, — горько и устало выплюнул Тики. — Сколько ты жалеешь себя и лелеешь свои страхи? Все эти одиннадцать лет? И чего ты добьешься этим? — фыркнул он, всеми силами стараясь держать себя в руках, чтобы не смотреть на эту наглую хмурую физиономию.
Не видеть этого лица, не сопоставлять фактов и совпадений… И не знать. Никогда не знать больше этого человека. Не интересоваться им, не беспокоиться за него, не мчаться ему на помощь по первому зову его обезумевшего от страха брата…
Никогда больше.
— Он уедет, — тихо отозвался Аллен, глядя в сторону. — Уедет и забудет обо мне. А я… я вернусь к Адаму в обмен на то, что тот его не тронет, — он помедлил. — И тебя — тоже.
Это было словно ударом под дых. Неожиданным, слишком внезапным, убивающим.
Тики уставился на вновь спокойного юношу, совершенно не понимая, о чём тот думает, говоря такое. Очередная игра? Очередной прекрасно продуманный ход? Ловушка?
Однако Аллен смотрел лишь в землю, устало прислонившись к столбу остановочной скамейки, ужасно болезненный и бледный, с разбухшим носом, с ярко алой кровью над губами, сгорбленный и словно бы… сломанный.
— И что? — всё-таки выдохнул Тики, сев в нескольких десятках сантиметров от него. — Всё зря? Все эти одиннадцать лет, что Неа над тобой трясся, всё это зря?
Аллен сухо фыркнул, дёрнув плечами.
— Если ты хочешь обезопасить его — будь с ним, — чётко произнёс мужчина, растеряв всё желание врезать этому дрянному уроду. — Он без тебя за это время едва умом не тронулся.
— Переживёт, — бесстрастно бросил Уолкер. — У него есть ты. Ты намного лучше меня.
— Чем? — Тики растянул губы в иронической улыбке. — Я не ты, Уолкер. Ты совсем мозги растерял? Он твой брат, и ты хочешь так просто его оставить? Да нахрен Неа, зачем он мне, я так — пострадаю и успокоюсь, а он как-нибудь с Тики будет. Как-нибудь переживет, — он ухмыльнулся шире, поймав сердитый взгляд мальчишки, откровенно враждебный и какой-то почти обиженный. — Ты говоришь мне это — и смеешь заявлять, что хочешь его обезопасить и защитить? Ты лгун и клоун, Аллен. Ты никого не защищаешь таким способом. Ты бежишь и прячешься.
— Ненавижу тебя, — каким-то задушенным шепотом выдавил из себя тот, сжимая кулаки и на глазах бледнея еще сильнее, становясь почти как мертвец. И тут же — краснея от злости. — Я говорил! Объяснял! Я же сказал тебе, что не могу! Неужели так сложно понять…
— Это не ты мне говорил, — беспощадно бросил в ответ Тики, доставая из кармана своей куртки сигареты. — Это мне Алиса сказала, — заметил он. — А Алиса — выдумка, и твоя — в первую очередь. И не смей больше вспоминать об этом.
Аллен вскинулся, глядя на него так загнанно и недоверчиво, что даже удивительно как-то стало. Тики действительно удивился — тому, что может еще испытывать сейчас какие-то чувства, совершенно раскрошенный в гребаный порошок, разбитый и изувеченный и все равно стоящий здесь, потому что Неа очень хотел, чтобы его брат наконец вернулся домой.
Господи, неужели этот мелкий подонок ожидал чего-то другого?
— Я не… — юноша выдохнул как-то судорожно. — Когда я говорил об этом… я не лгал, Тики.
— Да, и я испытывал сожаление и сочувствие, хотел утешить и как-то помочь, — сухо отозвался на это Тики. — Но вы хороши оба. Вы даже никак не попытались это решить. Ты никак не попытался это решить, хотя Неа бы у тебя теперь на поводу пошел, — выделил он и чиркнул колесиком зажигалки, отмечая, что как только сделал первую затяжку, руки перестали так сильно дрожать. — Я позвоню, когда твой брат загремит в больницу с нервным истощением, может тогда мозги у тебя на место встанут.
На этом мужчина поднялся и, повернувшись к Аллену спиной, направился прочь от автобусной остановки. Его ждал Неа, и если его брат не мог найти в себе сил и привязанности элементарно позаботиться о нем, Тики сделает это сам.
— Лучше отвези его уже в Канаду, — бросил вдогонку редиска, на которого до ужаса хотелось злиться, но сил на это не было, и Микк в последний раз обернулся к нему, замечая, как юноша медленно переодевает перчатку с правой руки на левую, ужасно беспомощный в этом своём движении, но ничего не ответил.
Неа сидел там же, где мужчина его и оставил, даже в той же позе, будто всё это время только и делал, что пялился в одну точку — на дверь — в ожидании Тики и брата.
— А где?.. — прохрипел он, на что Микк лишь качнул головой из стороны в сторону, и Уолкер повесил голову. — Почему всё вышло именно так?
— Потому что твой братец — маленький подонок, — вздохнул в ответ мужчина, присаживаясь рядом с ним и неловко приобнимая за плечо. — Все будет хорошо, Неа, — сам не зная зачем пообещал он, хотя абсолютно не был уверен в этом. — Он поостынет и вернется. И мы улетим отсюда и никогда больше не столкнемся с Адамом и его ненормальным семейством.
Уолкер уткнулся ему носом в плечо и судорожно вздохнул.
— Не будет… Почему я не такой брат, какого Аллен наверняка всегда хотел? — он поднял на Тики покрасневшие и воспалившиеся от слез глаза и скорбно поджал губы. — Где же Мана, когда он так нужен… Мана… Где же ты… — здесь мужчина дернулся, всхлипнул и, зажмурившись, снова уткнулся носом Тики в плечо.
Мужчина в мгновение ока ощутил себя огромной неловкой собакой, которая совершенно не знала, что делать. Неа тихо загибался от тоски беззвучно плача (только что спина ходуном ходила от заикающихся истерических рыданий), сломленный этим одиннадцатилетием борьбы за внимание и благополучие человека, которому так и не смог помочь; которому оказалось это совсем не нужно.
Который оказался трусливым эгоистом, бегущим ото всех. И от собственного брата — в первую очередь.
Для Микка это было дико.
Даже более дико, чем то, что Алиса оказалась Алленом, а Аллен оказался первоклассным клоуном.
Неа скулил и сотрясался от всхлипов, совершенно сломанный, слабый, уставший, и Тики не знал, как его ободрить, как ему помочь, кроме как крепко обнять, поглаживая по спине.
Уолкер дёрнулся, сильнее цепляясь пальцами за его рубашку, и завыл уже в голос.
— Мана, Мана, Мана, — звал он так, что в душе что-то переворачивалось от этого зова. — Где же ты, Мана?.. Почему тебя здесь нет? Почему… ты не Мана?
Тики дернулся от этого вопроса как от пощечины. Так дрожит на неровно стоящем столике хрупкая стеклянная ваза, норовящая вот-вот полететь вниз и разбиться.