Мужчине ужасно не хотелось разбиваться еще раз…
— Мана… — Неа вскинул голову и заглянул ему в лицо, блаженно улыбаясь сквозь струящиеся по щекам слезы. — Тебя не было так… так долго…
…но видимо этому суждено все же произойти.
Тики улыбнулся другу сухими потрескавшимися губами и погладил его по плечу, совершенно не зная, как должен вести себя этот мертвый Мана, но очень точно осознавая лишь одно: Неа действительно не в себе, и нужно как-то ему помочь.
— П-прости меня, братец… — выдавил из себя мужчина, видя, как искажается мукой лицо Неа — как дрожат его губы, как слезятся воспаленные глаза… Уолкера колотило от истерики, он забредил, а Тики… господи, какой же он беспомощный идиот, он не может его даже успокоить — не то что действительно от чего-то спасти.
— Мана, Аллен… он… он… ему так холодно, Мана, — всхлипнул мужчина, глухо ударившись лбом о его плечо. — А я ничего не могу сделать… Мана, Мана, Манаманамана, — уже затараторил он, мотая головой и разрываясь от накрывшей истерики. — Почему он убил тебя, Мана? — сипло простонал Неа, до синяков стискивая кожу Тики на спине, заставляя его сдавленно охнуть, закусить губу, чтобы самому не закричать от затопившего его отчаяния. — Почему ты оставил меня? Почемупочемупочему?
Лучше бы тогда умер я.
Тики пронзило внезапно вспомнившейся фразой Малыша, которую тот бросил с кривой широкой улыбкой. Словно прекрасно знал, что гложет Неа. Словно прекрасно понимал, как тот желает быть рядом с этим неизвестным Маной.
Что же за хрень произошла в этой семье?
Неа бормотал и бормотал тихо себе под нос про смерть и кровь, про аварию и вину, про то, что из него вышел ужасный старший брат, и Мане надо вернуться, потому что только тогда все будет хорошо. Он бормотал — а Тики не мог сдержать себя и дергался, дергался как в конвульсии, как будто его прижигают каленым железом всякий раз, когда друг обращался к нему именем этого неизвестного мертвого Маны.
Он ничего не мог поделать с собой. Понимал, что Неа обращается сейчас не к нему, что по сути едва ли не сам с собой говорит, и что сам он, Микк, здесь и сейчас — всего лишь образ этого погибшего Маны.
Уж не того ли самого юноши, почти мальчишки (болезненно-бледного и все равно светло улыбающегося) с фотографии, которая стоит у Неа в комнате на письменном столе?..
Тики хорошо знал эту фотографию — на ней был изображен Неа, Аллен — еще совсем мелкий, лет шести-семи, рыжий и солнечный… и еще один человек. Этот самый болезненно-бледный юноша. Со светло-карими глазами, мягкой улыбкой и буйными кудрями, затянутыми в низкий хвост, спускающийся на грудь.
А казалось, после Алисы больно уже не будет.
Мужчина судорожно вздохнул и тихо выдавил:
— Все хорошо, Неа… Ты отличный брат, слышишь?.. И все… все к лучшему. Все будет хорошо, правда… Давай… давай поспим, хорошо? Тебе потребуются силы, чтобы все решить, правда?..
Уолкер поднял на него заплаканный взгляд, громко шмыгнул носом, закусив нижнюю губу, и неуверенно кивнул, вновь уткнувшись лбом ему в плечо.
— Ты прав, Мана, ты как всегда прав, — пробормотал он на грани слышимости, слишком вымотанный, уставший, словно бы даже высушенный, и Тики, чувствовавший себя молотым кофе, на подкашивающихся ногах помог ему добраться до комнаты.
Мана мягко улыбался с фотографии, обнимая смеющегося рыжего Аллена за талию, и Микк сухо усмехнулся, потому что на какие-либо эмоции сейчас был просто не способен.
Подумать только, его спутали с погибшим братом-близнецом.
Он не удивится, если окажется, что Неа только поэтому мужчину к себе и подпустил.
Как же паршиво и пусто было сейчас на душе. Его словно перекрутили в мясорубке, потом снова собрали по кусочкам и ещё раз пропустили через неё. Тики чувствовал себя еле ходящим фаршем, растекающейся массой мяса, не способной самостоятельно держать себя в форме.
Мужчина уложил моментально уснувшего Неа в кровать и, закрыв за собой дверь на ключ, покинул злосчастную квартиру.
Ему нужно было напиться. Напиться до такого состояния, чтобы мозги нахрен отшибло. Чтобы он не соображал и не вспоминал, что девушка, в которую ему не посчастливилось влюбиться, оказалась мелким идиотом, а друг, первый и единственный, дружил с ним, видимо, только потому, что Микк напоминал ему погибшего близнеца.
Тики хрипло рассмеялся, садясь в машину, и подумал, что лучше бы он никогда не встречался с этими грёбаными Уолкерами.
========== Op.10 ==========
Неа проснулся в своей постели. И, возможно, именно поэтому все произошедшее вчерашним вечером показалось ему просто сном, невозможно страшным и безнадежным. Он помнил, что заснул под утро, что много кричал, что…
Что все это было не сном. А Аллен действительно снова сбежал из дома, почему они лишились возможности покинуть Японию, а Тики… Где Тики?..
Господи, Тики…
Голова трещала немилосердно, горло саднило, а припухшие от слез глаза раскрывались с большим трудом. А еще — тело. Болело все чертово тело, как будто прошлой ночью Неа не с братом ругался и заставлял Тики успокаивать свою истерику, а бежал многокилометровый кросс, из-за чего мышцы сводило судорогой, и двигаться нормально можно было с большим трудом.
Мужчина сел на кровати, схватившись за голову и закачавшись как китайский болванчик, пытаясь толком восстановить картину прошедшей ночи, и сокрушенно зажмурился.
Он не знал, не знал, не знал, что ему делать дальше. Потому что если все это не было страшным сном, то Аллен сбежал, наговорив глупостей о том, что без него у Неа все было бы хорошо, а Тики… Тики ушел только уложив его спать, а перед этим добрых полчаса слушал, как Неа зовет его Маной и спрашивает, почему он умер.
А может… Может, Тики не ушел?..
За окном цвел полдень — словно назло до оскорбления солнечный и какой-то совсем не мартовский.
Неа подорвался, вскакивая на ноги и не обращая внимания на боль в теле, и выскочил из своей комнаты, намереваясь осмотреть квартиру в поисках друга. Может, тот не воспринял это всерьез, может, они потом посмеются над этим и просто… Может…
Неа сдался, оказавшись на кухне.
Квартира была пуста. Все комнаты были тихими и безликими, и это означало, должно быть, что он остался совершенно один.
Собственный младший брат покинул его, желая, на самом деле, сделать это на протяжении всех одиннадцати лет их совместной жизни.
А лучшего друга он сам прогнал, потому что тот явно всё понял. Потому что тот, скорее всего, сейчас ненавидит Неа, который так и не смог избавиться от образа Маны.
Уолкер обессиленно свалился на диван, совершенно не представляя, что сейчас делать.
Аллен все эти одиннадцать лет страдал молча, а он не смог этого заметить.
Младший братишка жалел о том, что выжил, и постоянно пытался заставить Неа ненавидеть его. Но зачем? Зачем, сука, он вообще это делал? Зачем игнорировал, зачем закрывался, зачем прятался?
Он не мог понять.
Не мог принять.
Поверить.
Аллен все эти годы строил ледяные стены вокруг себя, но внутри у него бушевал огонь.
А Неа этого не заметил.
Да какой из него теперь старший брат?!
Мужчина убито потер лицо руками. Помятый, потрепанный вчерашним нервным срывом, он не чувствовал себя в силах вообще начать что-то делать, а потому и сидел, самому себе напоминая какое-то безмозглое, бессловесное существо, которое не то что слово сказать — даже с места двинуться не в состоянии.
Надо было вызвонить Тики, узнать, все ли в порядке, где он, как себя чувствует… Просто услышать его — уже будет хорошо, даже если он не ответит ни на один вопрос.
А он, скорее всего, не ответит, потому что вчера ночью Неа лишился своего права их ему задавать.
И все же…
Уолкер отнял ладони от лица и глубоко вздохнул.
Ему надо было что-то сделать, как-то исправить все… Тики стольким пожертвовал ради него, что потерять его сейчас — просто ужасно. Неа еще не отдал другу свои долги.