— Я рад за тебя, — чистосердечно признался он. — Ну со мной он, конечно, такой же бирюк, как и прежде. И в общем-то, я отвечаю ему тем же.
Неа закатил глаза, недовольно насупившись, и пробурчал:
— А на словах так ты ему чуть ли не хороший друг.
Тики замер, удивлённо приподняв бровь и буквально во все глаза уставившись на друга.
Что? Друг? Какого чёрта?
Аллен же за всё это время ни одной искренней улыбки ему не адресовал, ни одного правдивого слова не сказал, вообще ничем не показал, что, мать, хоть как-то импонирует ему.
— Да брехня это, — хмыкнул Тики, вставая и чувствуя себя ужасно голодным. — Накорми меня, а, — состроил он жалобную мордашку, на что Неа заливисто рассмеялся и через несколько секунд вышел из комнаты.
По кухне разливался аромат чего-то подогретого в микроволновке, а на стуле, улёгшись на столешницу и свесив одну руку, спал Аллен. В ярком свете кухонной лампы — ужасно бледный, замученный и уставший.
Тики закусил губу, чувствуя к нему какую-то иррациональную, неправильную (неправильную!) теплоту, и помотал головой.
— Вот дурак… — буркнул от он, отводя взгляд и сокрушенно вздыхая, когда заметил, как инстинктивно сжал руки в кулаки Неа. — Давай я его к нему в комнату отнесу, а ты пока на стол накроешь? — предложил мужчина удивленно вскинувшему брови другу.
Старший Уолкер недоуменно моргнул и нерешительно дернулся в сторону младшего брата — почти такой же безнадежно усталый, как и сам редиска.
— Но ты же… — неловко выдал он и запнулся, на что Тики насмешливо закатил глаза.
— Да не волнуйся ты, не пойду же я его из окна выбрасывать.
Неа в ответ тихо рассмеялся и только махнул рукой.
Микк подошел к столу, осторожно (совсем как невесту, черт подери) подхватил спящего юношу на руки и направился к двери, ведущей вон из кухни. Где находится комната младшего Уолкера он, естественно, знал, хотя ни разу в ней не был, так что никаких проблем. Да и тоже проблема — как будто можно заблудиться в квартире…
Аллен, сонный и тихий, по инерции склонил голову ему на плечо и обдал теплым дыханием шею, заставляя едва ощутимо вздрогнуть от неожиданности. Тики прошел по длинному коридору и остановился у последней двери (слегка приоткрытой, что только еще облегчало дело), легко толкая ее ногой и заходя в комнату.
Здесь было темно хоть глаз выколи. Из окна, скрытого плотными тёмными шторами, по воздуху скользили несколько широких лунных полос, освещающих часть столешницы и стоящую на самом краю настольную лампу.
Тики, перехватив редиску покрепче, чтобы тот перестал соскальзывать, в несколько шагов подошёл к ней и включил свет, в каком-то слегка стыдливом любопытстве осматривая комнату — самую обычную, чистую, чуть ли не безликую, с одной одноместной кроватью, заправленной цветастым одеялом, с какими-то светлыми обоями, шкафом в углу, простенькой люстрой на потолке и столом.
Наверное, стол был единственным местом в комнате, где хоть как-то чувствовался след хозяина: с множеством ящичков, подставок с книжками и тетрадками, прибитыми выше полками, с аккуратно разложенными по столешнице стопками учебников, разных письменных принадлежностей и раскрытой нотной тетрадью, исписанной почти что до дыр какими-то заметками, партитурой, чёрточками и так далее.
И — Тики удивлённо замер — над столом, на стене, висели в застеклённых рамках от фотографий засушенные цветы. Те самые, которые мужчина дарил Алисе, влюблённый в неё без памяти и желавший показать это всей душой.
Камелии, тюльпаны и хризантемы, и этот чертов проклятый гладиолус.
«Я искренен».
Тики закусил губу аж до крови, совершенно не представляя, что ему с собой делать, куда ему себя деть, и поспешно отошел от стола, направляясь к кровати. Откинул покрывало подальше, осторожно сгрузил Аллена на прохладную простынь (юноша сразу же как-то поежился во сне и свернулся калачиком) и укрыл его до самой шеи.
Пусть уж хоть так не мерзнет.
Лампа распространяла по комнате рассеянный желтоватый свет, и мужчина вновь осмотрелся, отчего-то желая все это понять, ощутить, впитать… И снова натыкаясь взглядом на чертовы цветы.
Самое явное олицетворение своих чувств, которое по отношению к Алисе он себе мог позволить. Неужели Малыш… не насмехался над ним, а правда…
Что же тогда вообще им двигало?..
Тики испустил короткий вздох и потер лоб подушечками пальцев. И — обнаружил себя все еще стоящим у постели Аллена.
Который был Алисой.
Которой не существовало.
Микк зажмурился на секунду, а потом, проклиная себя за ненормальную привязанность и мягкотелость, осторожно взъерошил юноше волосы, зарываясь пальцами в пушистые седые пряди.
Почти как с Неа.
Только гораздо нежнее, пожалуй.
С кухни послышался запах еды, и мужчина поспешно отдернул руку, отворачиваясь и покидая комнату.
Комментарий к Op.10
Репертуар:
Postmodern Jukebox — Radioactive
========== Op.11 ==========
Аллен посмотрел в зеркало, на секунду улыбнувшись своему отражению — рыжий парик, напомаженные губы, чёрно-синее платье, — и вышел из гримёрки, аккуратно поправляя плотные бархатные перчатки. Ему постоянно казалось, что они могли вот-вот сползти и показать всем присутствующим его уродливые шрамы, а потому первое время приходилось ради подстраховки (просто ты грёбанный параноик, Уолкер) перевязывать их под рукавами, чтобы уж точно вдруг не спали.
Линали смеялась над этой привычкой, но последние несколько недель приносила ему перчатки на резинке, отчего юноша был несказанно благодарен ей.
В кафе собирался народ, люди рассаживались по столикам, Элиада расхаживала между гостями и принимала заказы, а Кроули за стойкой провожал её влюблёнными взглядами, и Аллен наблюдал за этим, понимая, что ужасно рад тому, что его вообще приняли сюда.
Примерно два года назад Уолкеру понадобились деньги, а просить у Неа было слишком стыдно, да и он хотел сделать сюрприз на день рождения, так что пришлось выворачиваться и искать подработку. И тогда ему помогла Линали: познакомила с Комуи, в кафе которого по счастливому стечению обстоятельств пропивал свою жизнь и прятался от Аниты Мариан. Понятное дело, Аллена взяли официантом, а когда освободилась вакансия повара спустя несколько месяцев, то и одним из поваров. Но поражало юношу всё-таки больше другое.
В зале стояло пианино.
А он ужасно хотел научиться играть на пианино ещё с детства. Начинал даже как-то ходить в музыкальную школу, пока Мана был жив, но потом Неа, погружённый в ужасную депрессию, запретил заниматься этим.
А тут на пианино играл Кроули, и мужчина был очень неуверенным в себе, но ужасно добрым, отчего сразу же заметил, какие голодные взгляды бросал на инструмент Уолкер. И — предложил учиться на нём играть.
Аллен просто не смог отказаться.
А несколько месяцев назад Кросс, как-то заметив его за игрой и пением, предложил помочь выплатить долги взамен на то, чтобы заниматься любимым делом на сцене.
Так и родилась Алиса.
Так Аллен и смог сбросить свою маску ледяной невозмутимости.
Миранда, наигрывающая что-то на виолончели, приветственно улыбнулась ему, махнув тонкой болезненной ладонью, и юноша поднялся на сцену, уже оттуда обведя взглядом зал.
Тики не было.
Неужели он и сегодня не придёт?
На самом деле, это было совершенно неудивительно. Просто… Аллен думал, что Микк хотя бы будет приходить и слушать его пение. Уолкер любил петь, а Тики так слушал его — так внимательно, так… понимающе. И смотрел так горячо и пристально, что… Аллен привык к этому взгляду, и теперь без него было неуютно.
И на пустой стол смотреть было неуютно тоже. На пустой — или занятый кем-то другим.
Но чаще пустой вообще-то, потому что… кажется, кто-то до сих пор его бронировал — и не приходил. Аллен мечтал, что это Микк, с которыми они так здорово говорили в последнее время, внимание которого было ненормально приятно. До такой степени, что юноша уже иногда задумывался о том, что это вызвало и что потом повлечет.