— Заметано.
Так тихо, как это только было возможно, он выскользнул в коридор и шмыгнул на кухню, тут же плотно притворяя за собой дверь. За стеной шумели колонки, разрывающиеся от обилия спецэффектов, пришедших вместе с вестью о плененности Баки Барнса, и опасаться, в общем, было нечего.
Аллен сидел за столом и сосредоточенно обрабатывал себе рану на скуле, а потому бесшумно просочившегося в его убежище Тики не замечал совершенно и дернулся только тогда, когда тот приземлился на стул напротив него.
Мальчишка подозрительно прищурился, дёрнув носом в каком-то недовольном жесте, и вновь бесстрастно вернулся к обрабатыванию своих ран, игнорируя мужчину настолько умело и прекрасно, что тот даже восхитился на мгновение (ему бы такое умение пригодилось, а то братья достают с каждым годом сильнее и сильнее), но сразу же нахмурился, пытаясь казаться грозным и серьёзным.
А потом вспомнил, как Неа говорил, что братишка его дальше собственного носа не видит и зачастую даже не может понять, кто перед ним, и принял свой обычный вид — растянул губы в лёгкой усмешке, полностью уверенный, что Аллен даже не разберёт выражение его лица.
— Ну и кто тебя так? — поинтересовался Микк, стараясь напустить в голос больше безразличия и мимоходом отмечая, что у мальчишки в синяках оказалась ещё и шея, словно его душили, да и скула поранена так, будто по ней прошлись осколками разбитого стекла: множество тонких длинных полосок ниже глаза.
Аллен даже не взглянул в его сторону и лишь сердито буркнул, выливая на стёртые костяшки правой руки перекись, которая тут же вспенилась и зашипела:
— Не твоё дело.
Тики закатил глаза.
Иногда замкнутость младшего Уолкера его поражала.
— Зато Неа заинтересуется вполне обоснованно, — заметил мужчина словно бы вскользь. Уолкеры относились друг к другу достаточно сдержанно, больше того — Неа настолько уважал личное пространство своего младшего брата, что даже не пытался выведать у того, на какую такую подработку он устроился. А сам Аллен никогда лишний раз ничего ему не рассказывал. И это… не только поражало, но и убивало на самом деле.
Микк не помнил, чтобы в его семье между близкими царили когда-либо такие отношения. Шерил постоянно до него докапывался со своей заботой как мог, а Тики безоговорочно доверял ему, и они оба… пожалуй, они оба были всегда уверены в том, что что на всякий случай у них есть надежный тыл. И — вместе оберегали болезненного Вайзли несмотря на то что отцов имели разных.
В этот раз Аллен подлинно недовольно (даже сердито) сморщился и поджал губы, явно не очень-то наслаждаясь ощущениями, вызванными этой своей гримасой (все же скула давала о себе знать при любой мимике).
— Да придурки какие-то, — выплюнул он. — Фигня.
Тики приподнял бровь.
— Так значит, не в первый раз?
Мальчишка напрягся, явно совершенно рассерженный этим вопросом, но лишь тяжело, шумно вздохнул, словно пытаясь успокоиться, и прикрыл веки. Молчал он несколько минут, неподвижный, хилый в своей странной худобе, карикатурной хрупкости и бледности, с уродливым шрамом (Микк никогда не скажет этого вслух, боясь больше задеть Неа, чем его ледяного братишку) и старческими седыми лохмами, и мужчина наблюдал за ним, пытаясь понять: почему же эти двое были так далеки друг от друга, хотя постоянно находились вместе? Иногда ему казалось, что между братьями непреодолимая стена, настолько толстая и высокая, что они даже перестали пытаться её разрушить. Аллен иногда смотрел на Неа так холодно, так безразлично, словно о чём-то думал, о чём-то мучительном, но не желал говорить об этом, думал, возможно, что старший не в силах помочь ему, или всё это просто юношеский максимализм, желание поскорее смыться отсюда, сбросить братскую опеку, пойти наперекор, показать себя…
Тики иногда, на самом деле, так и казалось: что младший Уолкер был обыкновенным мальчишкой переходного возраста, впавшим в типичную депрессию и считающим, что всегда прав именно он, а не окружающие.
— Отвали, — наконец безразлично проговорил Аллен, кинув на мужчину колкий злобный взгляд.
Микк вновь закатил глаза.
— Слушай, у меня мало времени, — вздохнул он. — Неа там по своим парням в трико фанатеет, но скоро заметит мое долгое отсутствие, — здесь мужчина поднялся и поставил на плиту чайник, щелкая зажигалкой и подпаливая конфорку (он же шел ставить чай). — Давай ты мне расскажешь, и не будем портить ему настроение.
Младший Уолкер смерил его взглядом настолько мрачным, что впору было схолонуть от страха. Вот только не на того напал. Микк выдержал этот взгляд просто, для него такое было раз плюнуть, потому что во времена ссор с Шерилом (после которых Тики все равно был уверен в наличии у себя тыла) по фамильному особняку семьи Камелот и не такие взгляды летали.
— Тебе-то что за дело? — наконец буркнул подросток.
— Готовишь ты вкусно, — Тики отвел глаза, глядя в стену. Он и сам не знал, что ему за дело. Наверное, это из-за Неа, которого было просто по-человечески жаль и который… который просто должен был быть хоть немного счастливее. Который привязал Тики к себе почти как к самому настоящему брату (ровеснику-брату, да).
Который заслуживал младшего братишку уж точно лучше этого мрачного и безразличного ко всему эгоиста.
— Херовая отмазка, — почти сразу же ответил Аллен, даже не изменившись в лице: всё такой же недовольный и сердитый.
Тики обречённо цокнул, чувствуя, что ему совершенно надоело играться с этим мальчишкой и что хочется хорошенько всадить ему в челюсть за такое непослушание, но сдержал себя и устало выдохнул, плюхаясь обратно на стул прямо в нескольких десятках сантиметров от Аллена.
— Прекращай вести себя как ребёнок, отвечай уже: кто и сколько? — раздражённо спросил он, ловя себя на там, что смотрит на младшего Уолкера с долей презрения во взгляде. На самом деле, его часто бесили вот такие зазнавшиеся юнцы, у которых ещё молоко на губах не обсохло, а спеси на табун взрослых мужиков хватит.
Аллен прищурился, поджав губы, уродуя лицо кривой линией забугрившегося шрама (вдали это, вероятно, выглядело не так противно: тату всё-таки было хорошим прикрытием), и неожиданно обессиленно вздохнул, после чего, отведя взгляд и удручённо нахмурившись, неохотно принялся обрывисто рассказывать:
— Шпана местная. Школьные разборки. Обычное дело.
Значит, никаких адамовых молодчиков? Тики почти выдохнул, потому что головорезы старика-Кэмпбелла были слишком тугими, чтобы закосить под обычную шпану — колорит не тот, вестимо. Да и… не заметил бы их Неа, закоси они под шпану. Он парень не слишком внимательный, скорее всего, ему деловые костюмы в глаза бросились — стиль охранников и все такое. Подобное в таком районе не в чести как-то.
Мужчина смерил младшего Уолкера еще одним взглядом, оценивая ущерб, и недовольно цокнул языком.
— Очки разбили. Еще одни есть?
— Линзы есть, — равнодушно дернул плечом мальчишка, явно надеявшийся, что от него отстанут.
Однако Микк не собирался слезать так сразу. Аллен был ему не слишком приятен, но он… Ради Неа стоило с ним смириться, потому что Неа, он ведь замечательный.
— Брату что скажешь? — вздохнул наконец Тики. Младший Уолкер в ответ на этот вопрос досадливо поморщился — как будто Неа был помехой, кем-то неважным и ненужным — и отозвался:
— А он не спросит.
Тики стало так тошно, что еще сильнее захотелось добавить к уже сделанному шпаной.
— Но дергаться меньше не станет, — уже начиная действительно злиться, парировал он.
Чайник засвистел.
Аллен фыркнул, закусив губу, и выплюнул сквозь зубы, гневно сверкая серыми глазами:
— Это совершенно не твоё дело.
И — стремительно встав, вышел из кухни, вновь неслышно прикрыв за собой дверь. Микк почувствовал, как злость поднимается по пищеводу, как согревает грудь, как кислит на языке, и скривился.
Мелкий идиот с раздутой самооценкой, которого хотелось прямо вот сейчас головой о стенку шарахнуть, чтобы научился хорошим манерам.