Адам словно ждал чего-то.
Ждал Аллена.
Или какого-то подходящего момента, чтобы забрать его.
И Тики это пугало — и именно поэтому они должны были как можно скорее покинуть страну.
Мужчина тяжело вздохнул и подумал, что всё это выглядело очень подозрительно, но никто их них — ни Неа, ни Микк, ни тем более Аллен — сделать с этим ничего не мог. А потому у них не было другого выбора, кроме как бежать.
========== Op.16 ==========
Аллен вздохнул, прикрывая за собой дверь в свою комнату, и, позволив лямке сумки сползти со своего плеча, шагнул к кровати, падая носом в подушку и убито стоная.
Тело болело просто нещадно. Он мало спал, как всегда обычно бывало перед экзаменами, и много работал — потому что кафе и Алису никто не отменял. Неа и Тики, стоило отдать им должное, почти что его не трогали. Брат даже стал вставать раньше, чтобы самостоятельно сварить кофе, а Микк частенько подсовывал ему тарелку с чем-нибудь съестным, если юноша заседал в окружении книг на территории наиболее просторной гостиной.
И это все было хорошо, конечно — о нем заботились, его не дергали, но как-то… тоскливо немного стало. Неа был занят дипломом, Тики приезжал реже, словно стремился не беспокоить их и как-то… отстраниться, и… Наверное, к хорошему привыкаешь быстро.
А в случае с Алленом — даже слишком.
И вот так предэкзаменационная неделя пролетела до обидного быстро, а юноша даже не имел возможности толком поговорить с Тики… хотя бы о чем-нибудь. Неа рядом был почти постоянно, и встречи с ним больше вообще не представляли из себя никакой проблемы — они вместе смотрели фильмы, подпевали любимым исполнителям Хинако, смеясь над тем, как старший Уолкер фальшивит, по очереди мыли посуду… и иногда брат помогал Аллену с физикой.
Но сам Аллен… в некоторые моменты все же ловил себя на том, что если раньше Неа в его жизни было слишком мало, то теперь… его оказалось как-то чересчур много даже учитывая то, что особенно мужчина никак не навязывался — просто маячил неподалеку и каждую минуту готов был исполнять просьбы не привыкшего к такому вниманию юноши.
В общем, все так было печально, как и предсказывал Тики, когда в первый раз подвез его до школы.
В частности, еще и потому, что где-то на периферии продолжал существовать Адам, о котором младший Уолкер даже в такой напряженный период не смог заставить себя забыть.
Потому что невозможно было забыть того, кто желал убить твоих братьев, чтобы лишить слабых мест.
Адам был сумасшедшим, пусть и скрывал это настолько хорошо, что Роад, когда юноша рассказал ей об этом, не верила, наверное, с недели две, пока Аллен не рассказал ей про некоторые привычки старика, которые тот приобрёл после смерти Майтры: например, класть сахара ровно половину от объёма кружки или, что ужасно удивляло мальчика, разговаривать со своим зонтиком, последним подарком брата. На самом деле, таких странностей было достаточно, и Уолкер прекрасно понимал, что у старика просто поехала крыша на почве таких потерь, но он всё равно не мог простить мужчину за такое глупое и идиотское желание сделать из наследника бессердечную машину для управления и убийств.
Аллен не хотел возвращаться в Семью.
Но он боялся, что именно так в итоге всё и выйдет.
В комнату после негромкого стука, обеспокоенно хмуря брови, вошёл Неа, но юноша просто не нашёл сил хоть что-нибудь сказать ему: предстоящие экзамены высасывали из него все силы и теперь ему хотелось лишь спать.
О том, что ему больше всего сейчас хотелось в объятия неожиданно ласкового Тики, Аллен пытался не думать. Мужчина к нему за эту неделю толком даже не прикасался, что уж говорить о всяких нежностях (Неа присутствовал почти при каждом их контакте).
Но сегодня… сегодня была суббота (которую юноша снова провел в школе с классом, готовясь к экзаменам дополнительно), и можно наконец будет выспаться. А потом — идти петь в кафе. По воскресеньям Аллен всегда проводил репетиции, и вот что было истинным наслаждением.
И можно было, наверное, пригласить Тики?.. Неа с ними точно не пойдет — он все-таки не настолько любит джаз, чтобы еще и слушать его в черновом варианте, а вот Микк… и они смогут наконец поговорить. И просто… побыть вместе.
Аллен не хотел себе признаваться в этом, но он ужасно скучал по мужчине, и те двадцать-тридцать минут, которые они три раза в неделю проводили в машине вдвоем, были просто каплей в море. А Аллену очень хотелось прикасаться — он даже не думал, что это будет настолько сильно ощущаться, когда… когда найдет свой выход.
Но когда Тики поцеловал его, это… Аллен ужасно опешил, в общем. Потому что это было настолько неожиданно и… и горячо, что… ему отчаянно хотелось еще. Но Тики как будто специально ускользал от него, целовал совсем легко и чаще всего даже не в уголок губ, и это…
Аллен боялся, что мужчина передумал, что ему перестало быть это интересно, как только он добился своего, и это было, в общем, довольно закономерно на самом деле. Потому что Тики был взрослым мужчиной, которому как бы нужно больше, чем невинные обжимания с увечным мальчишкой, которому даже и двадцати еще не исполнилось.
Другой вопрос — в том, что юноша не хотел в это верить и ужасно боялся, что подобное его предположение окажется правдой.
Наверное, Аллен просто должен смириться, что такое вполне может произойти (если уже не произошло), потому что Микк был не просто взрослым мужчиной, ужасно привлекательным и самостоятельным, а ещё умным и невероятно притягательным, и… и… и… ещё много самых разнообразнейших «и», о которых юноша, как оказалось, мог думать часами, но он всей душой надеялся, что мужчина не бросит его, не оставит.
И, видимо, в этом Уолкер был ещё слишком мальчишкой — в этой бесполезной вере во что-то лучшее.
Но в то же время Аллен всегда разделял мечты и реальность.
Остаться с Тики было больше похоже на прекрасную мечту, потому что невозможно влюбиться в такого изуродованного инвалида с кучей психологических травм, как младший Уолкер.
А юноша, хоть иногда и называл себя мечтателем, ложных надежд не питал.
А потому… он просто заранее смирится, что вскоре наскучит Тики, что тот скоро потеряет к нему интерес, чтобы потом не было так больно.
Аллен проворочался из-за этих мыслей всю ночь в каком-то странном беспокойстве, просыпаясь от каждого шороха и звука, видя какие-то идиотские образы на шторах и не различая сон и явь перед собой, и утром чувствовал себя выжатым лимоном.
И когда выполз на кухню за своей порцией кофе «специально от Неа», совершенно не ожидал увидеть предмет своих терзаний сидящим за столом и с аппетитом уминающим принесенные накануне из кафе ватрушки.
— Доброе утро, Аллен, — широко и солнечно улыбнулся юноше брат, отворачиваясь от плиты, где помешивал кофе в большой турке, и юноша на автомате кивнул ему, не отрывая взгляда при этом от лукаво прищурившегося Микка.
— Доброе утро…
— Доброе утро, Малыш, — покорно отозвался мужчина, отламывая от ватрушки еще кусочек (Уолкер заметил, что Тики не слишком любит японские сладости — он вообще много чего заметил, когда они стали… ближе) и отправляя его в рот. — Хотя выспался ты, я смотрю, паршиво?
— Сегодня на работу, — отговорился Аллен, не слишком горя желанием говорить о причине своего плохого сна, и устроился за столом. — А завтра начинаются экзамены. Я беспокоюсь, — это всегда было самой беспроигрышной отмазкой, вообще-то. И совершенно неважно в данном случае, что экзамены имеют самое посредственное отношению к происходящему у юноши в голове.
Тики был так близко, что его можно было коснуться. Даже не просто протянуть руку, а коленом под столом задеть — под скатертью все равно не видно.
Но что-то останавливало от этого по сути простого действия. Возможно, собственное смущение, незнание, неопытность в таких делах: как нужно проявлять привязанность? Есть ли какие-нибудь правила для этого? Посчитается ли что-то неправильным, а что-то — слишком обыденным?
Как вообще нужно строить отношения и выражать свои чувства к человеку, к которому неровно дышишь?