На рынке я замечаю, как девочка-Груул крадет дыню с прилавка. Торговец кричит ей вслед. Это старик-виашино, который не смог бы погнаться за воровкой, даже если бы хотел. Девчонка пробегает мимо меня, и мне остается лишь поймать ее за руку. Я крепко сжимаю ей плечо, и юная воровка поднимает на меня глаза загнанного вепря.
— Красть нельзя, — выговариваю ей я. — Ты позоришь свой город. Свою семью. Саму себя.
Я пытаюсь рассердиться на нее, но ее рука в моем кулаке такая тонкая, что кажется, будто вот-вот переломится. Я слегка ослабляю хватку. Девчонка рычит на меня, обнажив зубы. Ну и смрад от нее исходит! Но какие-то неясные мысли в моей голове не позволяют отнять у воровки ее добычу.
Вздохнув, я отпускаю девчонку. Огрызнувшись, она убегает прочь, крепко прижав плод к груди и стреляя глазами из стороны в сторону. Я достаю несколько зигов из кошелька и расплачиваюсь с торговцем.
Он ухмыляется и на мгновение высовывает язык, чтобы увлажнить глаз.
— Знаешь, как говорят? — квакает он. — Подрался с Груулом, и у тебя забот на день. Накормил Груула, и у тебя забот на всю жизнь.
Я киваю. К счастью, я в городе всего на один вечер, и после этого про девчонку можно будет забыть. Я иду дальше. Довольно скоро я нахожу бункер — он спрятался в гигантской траве, а чары дикой пепельной лианы медленно, но верно разъедают его стены. Место кажется совсем заброшенным, и здесь обосновалась колония детенышей гидры — каждый не больше моей ладони. Несколько голов поворачиваются в мою сторону и плюются. Я отхожу в сторону, но немного вспененной слюны попадает мне на башмак. Кислота недостаточно едкая для того, чтобы прожечь дыру, но на темно-коричневой коже остается светлое пятно. Правила предписывают мне немедленно сообщить о колонии, но гидры никуда не денутся, а вот мой осведомитель — может.
Территория Груулов | Иллюстрация: John Avon
Я захожу в бункер. Тяжелая металлическая дверь со скрипом закрывается за моей спиной, и я в первый раз вдыхаю холодный, застоявшийся воздух. Здесь темно, и проходит некоторое время, пока мои глаза приспосабливаются после яркого света снаружи. Наконец я могу разглядеть впереди лестницу и, схватившись за ненадежные перила, спускаюсь по ступенькам вниз. Внизу просторное помещение с утоптанным земляным полом. Здесь несколько рабочих столов, стулья, в углу сложены штабелями лежаки, а когда-то заполненные припасами шкафы теперь открыты и пусты.
За одним из столов сидит дряхлый старик, выглядящий осунувшимся и изможденным. Перед ним на шестисторонней доске расставлены фигуры «Кланов и легионов». У меня подступает ком к горлу. Отец научил меня играть, когда вернулся со своего первого сражения. Война ожесточила его, но тогда он еще оставался заботливым родителем. Мне нравилось играть с ним — мы были рядом, но нам не обязательно было много разговаривать.
— У тебя есть для меня информация? — я произношу эти слова так, будто всю жизнь их репетировала. Не могу поверить, что этот старик вот так вот здесь сидит. Это значит, что я расшифровала тайное послание, отыскала его — и все это не было какой-то фантазией, которую я сама для себя придумала.
— Да, есть, — отвечает он, и в хриплом голосе ясно слышится усталость. — Но сперва давай сыграем.
— Боюсь, я уже все позабыла, — я подхожу ближе к нему, сохраняя спокойствие. Я не могу себе позволить пугать его. Сев на стул с другой стороны стола, я изучаю его лицо. Здесь темно, но я все же могу разглядеть светлые полосы у него на шее, ведущие к вискам — словно едва заметные шрамы. Любопытно. Многие знают, что аптекари-войеки зарабатывают на стороне, сводя татуировки у дезертиров-Груулов, и что заклинания для удаления чернил куда сильнее, чем те, что используются для нанесения. Теперь я лучше понимаю, с кем имею дело.
Передо мной черные фигуры, так что я делаю первый ход.
Старик делает движение пальцем, и один из его солдат скользит по доске. Выходит, это маг... Помимо обычного наблюдения, о собеседнике можно многое узнать по его манере игры в «Кланы и легионы». Когда я в первый раз обыграла отца — по-настоящему обыграла, а не когда он мне поддавался, — он ужасно гордился мной. Когда я обыграла его во второй раз, он швырнул доску в стену. Дрожащей рукой я беру фигурку священника. Надежный, но предсказуемый ход.
— У тебя есть имя, которым я могла бы называть тебя? — спрашиваю я.