Я занимаюсь изучением испанского языка.
О, милый Эдвин! Как стремительно летят его мысли. Лихорадочно стремительно. Это ослепляет меня.
Невзирая на мое восхищение его преданностью социальным проблемам, он достиг бы точно такого же результата, прислав всего-навсего только одну розу. Одну-единственную розу. Я оценила его умение удерживаться от искуса излишеств «позолоченного века», но более того я оценила размышления, которые навевает один-единственный цветок. Именно этот, не вполне распустившийся, пока еще не нес на себе печать преждевременного угасания, если только таковая не пряталась в венчике его закрученных лепестков. Из того, что мне теперь виделось, свернувшиеся лепестки сулили радость полной жизни, которая могла таить в себе необыкновенные приключения. Однако я жаждала превращать розы в стекло.
Мое двудольное сердце раскололось с грохочущим треском: и мистер Тиффани, и Эдвин требовали каждый свою половинку.
Я сидела на своей постели в одурении, крутя розу между большим и указательным пальцами, пока решение не пришло само собой. Я буду вынуждена уговорить мистера Тиффани изменить свою политику — если не для всех, то для меня. Если смогу убедить его счесть меня незаменимой. Если не смогу и если выйду замуж за Эдвина, то, возможно, буду жалеть и об этом своем втором жертвенном замужестве. В последующие месяцы я должна проявить такие блестящие способности, чтобы мистер Тиффани был готов позволить мне все, что угодно.
Глава 11
Хризантемы
Когда я на следующий день пришла на работу, то увидела сидящую на моем столе Вильгельмину.
— Я скоро выхожу замуж, — объявила она. — Так что, полагаю, это означает расставание с вами.
— Даже не хочу слышать об этом. Ты еще слишком молода. — Я жестом велела ей убраться, и она соскочила со стола.
— Мне восемнадцать. Самый подходящий возраст. Моя мать в Швеции вышла замуж еще раньше.
— Когда я приняла тебя на работу, ты утверждала, что тебе семнадцать, а это было три года назад!
Она уставилась прямо мне в глаза:
— Я соврала.
Мгновенное потрясение перешло в бешенство оттого, что меня обвели вокруг пальца.
— Значит, ты лгунья? Ты соврала и насчет подбитого глаза. Твоя мать засветила тебе, верно?
— Не имеет значения. Я хочу получить то, что мне причитается, чтобы можно было обставить комнату для нас.
— Для тебя и этого парня-мясника? Похоже, все серьезно.
— У него есть имя, миссис Дрисколл. Его зовут Нед Стеффенc, и он любит меня.
— А эта мастерская ничего не значит для тебя? Радость, доставляемая нашей работой? Это — неплохая жизнь, Вильгельмина, бесконечно лучше той, которая ожидает тебя… в другой роли. Ты — отличная наборщица, одна из лучших.
— Из меня выйдет отличная жена. Это решено. — Она подняла отколовшийся осколок янтарного стекла и прижала его к своему безымянному пальцу. — Можно взять его? Мистер Тиффани велел мне искать прекрасное.
— Возьми его! Возьми его! Может, это будет напоминать тебе о том, что ты бросила.
Я поразилась столь необдуманному решению. Живо представила узкие ступеньки, ведущие в тесную комнатушку, которую она будет делить с Недом, настоящая щель, зажатая грязными стенами без окон, где невозможно даже взмахнуть руками, лестница, которая заведет ее в жизненный тупик. Я настояла на том, чтобы получить ее адрес, хоть временный, а заодно и адрес ее тети, чтобы не потерять девушку из виду и посылать ей кое-что. Что я и сделала, отправив два комплекта полотенец с пожеланиями всего наилучшего.
Она ответила несколькими неделями спустя, поблагодарив меня и сообщив, что ее мяснику представилась возможность получить место бригадира на Чикагской бойне, так что свадьба на некоторое время откладывается. Я написала записку, что опять приму ее на работу, даже на короткий срок. Никакого ответа не последовало.
Угрюмый мистер Бейнбридж, дородный актер с дорогой накладкой из искусственных волос, которую он носил с непередаваемым шиком, написал пьесу, и большинство из постояльцев пансиона плюс Эдвин и Джордж собирались посмотреть, как он играет в ней.
— Какую же роль вы исполняете? — поинтересовался Эдвин, которого я пригласила на ужин.
Мистер Бейнбридж серьезно уставился на свой пирог с мясом.
— Бесшабашного молодого человека двадцати трех лет, очень комичного.