***
DULAG 111
Приказ организовать лагерь для сортировки военнопленных Вебера не удивил. С конца августа, когда русские сдали Днепропетровск, ближайшие городки были обречены. Даже указом о выселении немцев Верховный Совет СССР укрепил немецкое командование в уверенности, что захват Украины неминуем.
Осталось найти территорию максимально подходящую для обустройства лагеря: хорошо огороженную крепким забором и примыкающую к железнодорожной ветке. Как правило, заводские площади уже имели всё необходимое, осталось занять место, причем быстрее ремонтников военной техники. Идеально подошёл полуразрушенный "Завод чугунного и стального литья" на юго-восточной окраине города. Плевать, что цеха в руинах, Вебер не собирался создавать условия неудачникам.
Все эти международные конвенции для европейских слабаков. Сверхнация — над законом!
На другом конце города был обозно-механический завод Магазинера (Химмаш), так его по старинке называли местные жители, но его территория не понравилась Веберу из-за близости к реке.
Сортировочный лагерь был обнесен рядами колючей проволоки и получил название "DULAG 111"
***
Биржа труда
Начальником Биржи труда — «Arbeitsamt» немцы назначили Байбару. Но фактически он подчинялся немецкому куратору Биржи фон Герникену.
Семен чувствовал себя уверенно, как же, такое доверие от немцев. В учетчицы хотел взять девчонок посимпатичнее и "поблагодарнее", но сообразил, что, обнаружив небрежность в учетных карточках, куратор может турнуть его с тёплого местечка. Поэтому учетчиц подобрал постарше: педантичную библиотекаршу Трофимову, знал её давно, как въедливую старую деву. Вторую учетчицу взял по её рекомендации, рассудив, что если уж эта зануда сама готова работать в паре с кандидаткой, значит, ему вникать незачем.
Вечером в комнате учетчиц гестаповцы проводили инспекцию заполненных карточек. Отбирали часть по каким-то только им понятным параметрам и складывали в картотечные ящики. Задача учётчиц заключалась в следующем: оставшиеся карточки отмечали в регистрационной книге, а те фамилии, чьи карточки изъяли, переносили из книги в отдельную тетрадь. Видимо судьба этих людей была незавидной. Позже, к 1942 году, так и оказалось, это были кандидаты на вывоз в Германию — наиболее трудоспособная часть зарегистрированных на Бирже труда.
Те, кто не торопился встать на учет, должны были предоставить квартальному инспектору либо справку о работе в артели, либо медицинский документ о нетрудоспособности. Многие, особенно девушки, пытались укрыться в окрестных селах у родни или знакомых. Но сельских старост тоже обязали вести строгий учёт.
— Одним словом — "Орднунг", — разглагольствовал Байбара.
На стене, вдоль которой вилась очередь, пестрели немецкие указы и распоряжения — "aufruf". Ортс-комендатура вывесила приказ:
«Все трудоспособные жители Павлограда в возрасте от 16 до 55 лет обязаны трудиться.
В случаях самовольного выезда из города, а также неявки по повесткам биржи труда в течение 7 дней виновные привлекаются к ответственности как за саботаж, а имущество их конфискуется.
Украинцы получают триста граммов хлеба, фольксдойче — девятьсот».
Пытавшиеся избежать регистрации на Бирже, не чувствовали себя в безопасности. Байбара называл их с издёвкой "экскурсанты", глядя на недоуменные лица учётчиц, смеялся:
— Поедут в Европу с вояжем.
За справку о работе в артели можно было выменять недельный запас продуктов. Причём артельщики предупреждали:
— Если придут с вопросами, скажу, что уволил.
Особенно ценились справки о принадлежности к артельным заготовщикам сырья, даже в случае проверки, отсутствие человека на рабочем месте выглядело вполне обоснованно: так ведь в разъездах работник — на заготовках, кожу скупает, дратву, за колодками поехал к плотнику. Кустари, оформившие личный патент, могли нанять себе подмастерье. Люди всеми способами пытались уберечь детей от вывоза в Германию.
Все последующие годы от уехавших, как правило, не было никаких известий. Изредка немецкая цензура пропускала письма на родину, тех, кому повезло попасть не на завод, а в фермерское хозяйство батраками, где всё зависело от воли хозяина. Многие батраки жили впроголодь в хлеву, вместе со скотиной, но, за редким исключением, чаще в Австрии, владельцы небольших ферм не стремились придерживаться расовых идей и относились к рабам-славянам не хуже, чем к местным наемным работникам.