Обер-штурмфюрер Отто Лёхлер не был жестоким человеком. До войны он занимался абразивными материалами в родном Кобленце, а на фронт угодил только потому, что не смог избежать мобилизации. Пост начальника дорожной жандармерии тяготил его, Отто откровенно скучал.
"По крайней мере, я не в окопах", — утешал он себя, но мотивация была слабой, часто мучила астма, одышка, так хотелось найти толкового подчиненного, на которого можно было спихнуть всю эту рутину, не видеть эти тупые рожи «ущербных славян».
Да ещё переводчик, направленный к нему шефом СД. Если быть откровенным, Лёхлер никогда не считал прибалтийских немцев, так называемых остзейцев, ровней себе. Белесый Ромуальд был неопрятен и туповат, но откровенно выказать ему своё пренебрежение и гадливость к мундиру, вечно обсыпанному крошками, Лёхлер не решался из опасения, что этот жирный прибалт приставлен к нему гестапо не случайно.
Всю жизнь Отто занимался абразивами. Это было интересно: шлифовальные круги, бруски, коронки из кварца, карборунда, плавным движением преображающие тусклую поверхность в сверкающий глянец. Это гораздо увлекательнее службы в этой дыре.
Неожиданное появление Клары в кабинете начальника Биржи Отто воспринял, как знак, что его жизнь изменится к лучшему.
Воспользовавшись тем, что Курт фон Экке уехал по делам в Ровно и прихватил с собой ненавистного Ромуальда, Лёхлер прикинул, что лучшего повода сменить переводчика не предвидится. А к тому времени, когда штурмбанфюрер вернётся, станет ясно способна ли фрау чётко выполнять свои обязанности.
Считая себя гуманистом, Отто тешил своё самолюбие, воображая себя благодетелем и покровителем этой милой немецкой женщины. Конечно, арийская порода несколько подпорчена советским воспитанием, но всё же, немецкие семьи в колониях ревностно соблюдали и сохраняли истинно "немецкие ценности" и культуру Великой Германии.
"Ах, как жаль, что такая породистая арийка оказалась так далеко от фатерлянда. Но, с другой стороны, её присутствие здесь, хоть как-то примиряет с прозябанием в этой варварской стране. Вот только можно ли ей доверять? Сначала присмотрюсь к ней".
***
Лёхлер
Так волею судьбы весной 1942 года у Лёхлера появилась новая переводчица в Управлении 134-й Украинского добровольческого батальона охранной дорожной жандармерии Павлограда. Когда Байбара узнал, куда взяли Клару, то даже расстроился: взлетела птичка высоко. Теперь у неё свой шеф.
Обязанности были не сложными для Клары: обер-штурмфюрер Лёхлер объезжал участки трассы, а когда чувствовал недомогание, вызывал к себе начальников дорожных постов назначенных из шуцманшафт, не владевших немецким. Фрау должна была четко всё переводить. Клара тщательно всё запоминала.
Лёхлер был трусоват и оттого подозрителен. Несколько раз оставлял на видном месте бланки с печатями, приготовленные к заполнению, для поступающих на службу в жандармерию — якобы по рассеянности.
После, тщательно их пересчитывал. Но Клара не прикасалась к ним, Пётр предупредил её о возможных ловушках.
Всё, что Клара рассказала о своей семье, обер-штурмфюрер занес в личное досье переводчицы. Иногда, как бы невзначай, задавал ей какой-нибудь личный вопрос о близких, о детстве, в расчёте, что Клара собьётся и проговорится, если информация о ней — легенда. Но, в том-то и дело, что легенда Клары касалась только её мотивов служить Германии, а всё, что касалось информации о детстве и родственниках-немцах, было абсолютной правдой.
Пётр понимал, что Клара совершенно не имеет опыта разведки, не прошла подготовку в диверсионной школе, и сам тщательно продумал все ответы на возможные вопросы, максимально сохранив реальные факты её биографии. Опыт разведки в Испании и работа при военном атташе во Франции дали ему ясное понимание методов гестапо устраивать провокации.
***
После расстрела в лагере
Усвоив приёмы руководства Лёхлера, Клара всё чаще отправлялась вместо него на проверку состояния трассы.
Собранность и привычка к трудностям помогли Кларе быстро вспомнить свой преподавательский опыт и заставить дорожных рабочих подчиняться беспрекословно, без крика и бабьих истерик.
"Они должны меня уважать и понимать, что я способна их защитить от незаслуженной расправы. Нужно так себя поставить, чтобы они опасались подвести меня и делали всё на совесть. Тупым страхом этого не добиться. Сколько времени уйдет на то, чтобы завоевать, если уж не доверие этих голодных людей, то хотя бы не ненависть. От их усердия зависит моё положение в жандармерии. Я обязана доказать Лёхлеру свою преданность, чтобы он воспринимал меня не как обслугу, а как уверенного профессионала. Это оградит меня от его ухаживаний, которые скоро могут проявиться".