— И мою ее иногда, — сказал Кларенс.
— Ты, наверное, не это хотел делать, Кларенс, а? — спросил мистер Догетти так просто, что у Кларенса перехватило горло при вздохе, и он лишь отозвался:
— Ага.
— Ты мечтал учиться?
— Ага.
— Кем же ты собирался стать?
— Почему-то врачом, — сказал Кларенс. — Но ведь надо заплатить не меньше десяти тысяч долларов, пока учишься.
Теперь мистер Догетти сказал:
— Ага. — И помолчал. — Этого не заработаешь и за год, если даже подметать весь Нью-Йорк.
Он говорил тихо, делая мучительные перерывы между фразами и пожимая плечами. Он не был виноват, что Кларенс родился без счастья.
— Я тоже мечтал... иметь свою макаронную фабрику, — сказал он. — Для этого я приехал в Америку. Здесь я похоронил жену, так и не став фабрикантом. И Джульетта не дождется, пока ты станешь врачом. Лучше приходи потом.
— Я люблю ее.
— Тогда тем более. Прощай.
— Чао! — сказал Кларенс по-итальянски, как говорил Джульетте, и посмотрел на ее окно.
— Кстати, — услышал он, — Рич может убить тебя, потому что тоже очень любит сестру. А я помогу ему. И мы по-своему будем правы. Чао!
Мистер Догетти ждал для дочери совсем другого жениха. Но он никуда не выпускал Джульетту из пиццерии. Да она и сама не отпрашивалась никогда, раз надо было работать. А принцы в пиццерию не заходили.
Кларенс пришел к ней на следующую ночь, и она увидела его в окно. Это было перед рассветом, и его фигура обрисовалась на фоне забора, как дерево, которому срубили голову. Он стоял недвижно и безмолвно, будто жалкий ствол без ветвей.
Джульетта улыбнулась и сначала открыла окно и едва заметно помахала рукой. Потом окно закрылось, и скоро Джульетта показалась у двери черного хода в ночной рубашке и коротенькой вязаной кофточке, накинутой поверх нее.
Отец не верил, что Кларенс придет. Брат не верил, что Джульетта без спроса выйдет к подметальщику. Бедняги спали. Натрудившись, они крепко спали, как всегда, на исходе любой ночи, и они прозевали Джульетту.
— Прости меня, — сказал Кларенс, поднимая ее с земли на руки и пряча свое лицо в ее растрепанных волосах.
— Ты не виноват.
— Я подумал, — сказал он, — если человечество все время идет вперед, почему в старинные времена люди находили счастье в золоченых кроватях, на высоких перинах, а теперь — на сломанных ящиках из-под макарон? Скажи мне, Джульетта. Ну, скажи что-нибудь.
— Откуда ты знаешь про перины?
— Я видел в кино. — Кларенс усмехнулся.
— Ты сам смеешься над этими картинами, — сказала Джульетта. — Зачем же спрашиваешь меня?
Они помолчали.
— Я видела, — сказала Джульетта, — как жених увез невесту на яхте. Забыла название картины. Неважно. В кино всегда так красиво!
— На озере Мичиган в Чикаго много яхт.
— Ты был в Чикаго?
— Я искал там работу.
Он рассказал ей, как у темной кромки берега, вдоль которого тянутся густые аллеи старых лип, качаются яхты на Мичигане, и оттуда всю ночь доносятся всплески то музыки, то девичьего смеха. На яхтах нет огней. Ночь окутывает озеро, как тайну.
— Пусть их, — сказала Джульетта. — Мы тоже будем счастливы, Кларенс.
— Если меня не убьет Рич.
— Ты боишься?
— Я улыбаюсь.
— Я люблю тебя, Кларенс.
— Но у тебя не скоро будет яхта, Джульетта!
— Зато у нас уже есть ночь, — сказала она.
— Сейчас рассвет...
— Мне пора, но я потеряла ленту с головы.
— Ты подвязываешь ею на ночь волосы?
— Да.
— У тебя чудные волосы.
— Помоги мне найти ленту.
Пока они искали ее среди ящичных обломков, в комнате Джульетты вспыхнул свет. Она приникла к Кларенсу, а он сильно прижал ее к себе.
— Это отец?
— Не знаю. Он мог попросить кофе. Ночью он пьет горячий кофе, когда у него что-то болит в груди. Я не отозвалась, и он послал Рича проверить.
В ту же секунду Рич высунулся в окно и крикнул:
— Джульетта!
— Идем скорей, — сказал Кларенс.
— Куда?
— Ко мне.
— Нет.
— Скорей!
— Я в одной рубашке.
— Возьмем такси.
Они побежали.
— У тебя есть деньги?
— Да.
Он сказал ей неправду. За такси заплатила мать. Пока он ходил зa деньгами к матери, Джульетта сидела в машине, оглядывая через приспущенное стекло незнакомый район Нью-Йорка. Это была восточная сторона, глядящая окнами на Ист-ривер и Бруклин. Глухие громады домов тянулись в рассветном сумраке каменными ульями. И все они до отказа были набиты людьми. Чем больше были дома, тем меньше казались Джульетте люди. Она опустила глаза и стала молиться богу.
— Он не бросил тебя? — спросил негр, повернув к ней голову и снимая руки с руля.