Александр Григоров
Класс млекопитающие
На ступенях перед входом в Палеонтологический музей искусства собралась ватага подростков. Пацаны пили пиво, курили и резались в карты; девочки тоже потягивали сигаретки и хихикали о своем, о женском. От кучки игроков послышался мат — кто-то проиграл. Из будки вылез охранник — в черной форме, с дубинкой на поясе. Отобрал карты, дал по затылку первому попавшемуся горе-катале и велел ждать тихо: скоро пойдете. Получив в спину очередь из неприличных жестов, ушел. Его догнал мальчишка, который все это время сидел за колонной и листал электронную книгу. Ростом он был выше сверстников, но сложен неладно: худой, высокий, да еще и шагал так, будто готовился выйти на сцену или арену цирка — неестественно выпятив грудь и выгнув спину.
Вслед пронеслось:
— О, Чудаков побежал мента доставать! Теперь ему не до нас. Сдавай, Лёха.
Спрятав книгу в поясной чехол, Чудаков спросил охранника:
— Господин сержант, а сколько длится экскурсия? В среднем. Охранник ответил, глядя поверх головы Чудакова:
— Я не засекал — оно мне нужно? Грят, были случаи, люди по несколько суток сидели. Всех не упомнишь: вошел посетитель, а когда вышел — кто его знает.
— А я думал, на ночь из музея всех выгоняют…
— На последний этаж вход обслуге запрещен. Туда только директор заходит и научные сотрудники. Там все заблудшие и сидят.
— Почему же директор оттуда никого не выгоняет?
Охранник выглядел немногим старше Чудакова, но форма и дубинка позволяли чувствовать себя мудрее:
— Я сам недавно служу, но начальник охраны грит, мол, директор только рад, что на последнем этаже есть люди. Его, кстати, недавно достроили: вишь, кладка свежая.
Чудаков оглянулся на ступени перед входом. Одноклассники по-прежнему дурачились в ожидании экскурсовода.
— А сами-то вы на экскурсии были? — спросил Чудаков, рассматривая дубинку.
— Не-а, — сержант повернулся спиной. — Как по мне, кино лучше.
Возле входа началось шевеление — класс обступил учительницу. Чудаков поспешил занять место в строю, пахнущем косметикой и перегаром.
— 12-й «Б», вам повезло — экскурсию будет вести сам директор музея. — Учительница кивнула в сторону щуплого очкарика.
Двери открылись, подростки потянулись в нутро музея, оставляя за собой пустые бутылки, пакеты от чипсов и окурки. Чудаков заходил последним и, пока не закрылась дверь, успел посмотреть на охранника. Тот тасовал отобранную колоду карт, пожевывая спичку. Махнул Чудакову рукой — на прощание.
В холле висели картины, возвышались статуи и бюсты, фоном звучала классическая музыка. Экскурсовод вывел класс на середину зала и стал в центре живого кольца, под прицелом глумливых взглядов.
— Здравствуйте, дети.
— Привет, ботаник, — отозвался из круга оцепления двоечник Подорванный.
Класс заржал, повинуясь условному рефлексу — раз штатный юморист что-то брякнул, надо смеяться. «Ботаник» ответил ровным
— Тогда лучше историк.
— Что — историк? — Подорванный не привык получать сдачи ни на словах, ни в драке, потому к продолжению разговора оказался не готов.
— Если вам угодно как-то прозвать меня, то лучше историком. Ботаника — наука о растениях, я в ней, признаться, не силен.
— А разве историк не может быть ботаником? — спросила ехидная Журавлёва.
Ватага вновь засмеялась, уже громче — почуяли победу.
— В принципе, может. — Историк держался с достоинством, глядя поверх очков на боевые позиции противника. — Но тогда придется учиться вдвое больше — времени на глупые вопросы не останется.
Класс умолк в поисках колкости, а Чудаков позволил себе улыбнуться. Историк кивнул в сторону благодарного зрителя, одноклассники покосились, как на предателя.
— Если вопросов больше нет, — экскурсовод сделал ударение на последнем слове, — тогда, пожалуй, начнем.
Подошли к стене с барельефом. На нем крайней слева была изображена обезьяна, перед ней, правее — обезьяна на задних конечностях, дальше — прямоходящая обезьяна, человекообразный крепыш, и, наконец, Homo Sapiens — царство Животные, класс Млекопитающие. Чудаков помнил эту картинку по урокам биологии. Тогда по классу ходил учебник Подорванного, где тот дорисовал Пращурам части тела. Точнее — одну часть.
Барельеф отличался от книжного рисунка деталями. Чудаков протиснулся в первый ряд, чтобы рассмотреть подробнее.
Подорванный тоже узнал изображение — щерился и толкал соседей в бока.
Отработанным движением историк направил луч указки на крайнюю слева обезьяну.
— Перед вами — схема эволюции искусства. Она перекликается со схемой биологической эволюции, что неудивительно; творчество — это продукт человеческой мысли. На оси времени первым изображен аналфабетус — Человек Неграмотный…
Одинокие сдавленные смешки переросли в общий хохот. Подорванный и присные картежники схватились за животы.
— Анал-фабетус! — двоечник выговорил слово на выдохе — вдохнуть мешал смех.
Чудаков задрал голову, сощурил глаза и присмотрелся.
У Человека Неграмотного на спине тяжкой ношей лежит огромная книга — она-то и заставляет беднягу стоять на четвереньках. Его сосед справа, оказывается, вовсе не идет, а сгорбившись сидит за столом и читает книгу поменьше.
Когда истерика прошла, экскурсовод продолжил:
— Следующий за ним — так называемый Homo Educatus, Человек Грамотный.
Экскурсовод сделал паузу. Школьники ожидали смешного слова, но просчитались.
Чудаков забежал вперед рассказа — уже рассмотрел следующих персонажей.
— Далее идет аналог биологического Человека Умелого — трансферопитек, Человек Передающий; за ним — Homo Creatorus, Человек Творящий.
Трансферопитек держит не палку, как показалось Чудакову сначала, а «журавль» — таким пользуются журналисты, чтобы в кадре не появлялась рука с микрофоном.
У Человека Творящего — кисть, он стоя рисует на мольберте.
— Завершает композицию Homo Ducerus, Человек Ведущий. — Историк поправил очки. — Теперь поднимаемся на второй этаж и ждем меня. Руками ничего не трогать!
Чудаков выходил из холла спиной вперед — старался напоследок усмотреть неуловимое нечто в облике Человека Ведущего, Ничего особенного: голый мужчина с развитой мускулатурой и устремленным вперед взглядом. Никаких подручных средств. Homo Ducerus просто вел за собой недоразвитую часть человечества.
Возле двери в зал второго этажа образовался затор — узкий дверной проем не смог впустить всех школьников сразу. Когда историк протиснулся в окутанный темнотой зал, там уже орудовала шайка Подорванного.
Вспыхнуло. Мелькнуло лицо. Ломающимся басом прозвучало матерное слово.
— Я же просил ничего не трогать! — крикнул экскурсовод и щелкнул рубильником, до которого не успели добраться вандалы.
Дальняя стена зала ожила объемным изображением.
Африканские джунгли: деревья, кустарники, лианы; за ними — озерцо в обрамлении пальм. На переднем плане чинно идет саблезубый тигр, поворачивается в зал и раскрывает страшную пасть с длинными острыми клыками.
Девочки дружно визжат. Подорванный ругается театральным шепотом.
В лазурном небе парит орел. Из кустов высовывается гиена, пугается хруста веток и исчезает в недрах видеореконструкции. С дерева спускается крупная обезьяна, похожая на особь с барельефа.
Экспозиция замерла. Внимание перешло на историка, держащего в руке пульт.
— Австралопитек, его вы видите в центре, является не только прародителем человека, но и прообразом аналфабетуса. — На этот раз никто не смеялся, все застыли в изумлении. — Не знающий грамоты индивид далек от культуры и искусства. Он способен ориентироваться лишь на инстинкты. Какие минимальные жизненные потребности вы знаете?