Подвергаясь на работе постоянному унижению, низшие слои пролетариата морально страдают от состояния подавленности. «Большинство из нас выполняют работу, которая слишком мала для нашей души», – говорит одна работница. В Сен-Луисе таксист высказывался в поддержку вьетнамской войны: «Мы же не можем быть таким жалостливым, беспомощным великаном. Мы должны всем показать, что мы тут номер один, мы самые главные». «И вы тоже – номер один?» – спросил его Стадс Теркел. Последовала пауза. И затем ответ: «А я – номер никто». Мы видим тут склонность работяг выражать свое разочарование классовым устройством в упрощенной самоподаче; впрочем, изучающим пролетариат полезно прислушаться к наблюдению британского критика Ричарда Хоггарта: «Не бывает простых людей. “Обычный” – тоже сложный». С ним наверняка согласился бы и Роберт Блай, написавший стихотворение «Пойдем со мной»:
«Щелчок» – вся их жизнь происходит по «щелчку», говорят пролетарии из среднего и низшего слоев, отступая и замыкаясь в домашних делах: что-то смастерить или отремонтировать дома, помыть и отполировать автомобиль; поиграть в покер; отправиться на рыбалку, охоту, в поход; посмотреть по телевизору спортивный канал или какой-нибудь вестерн, воображая себя нападающим или героем; навестить родственников (кстати, высше-средний и высший классы, наоборот, избегают родственников и предпочитают гостить у друзей); а в субботу или воскресенье устроить семейный шопинг в ближайшем супермаркете.
В самом низу рабочего класса – слой, который легко узнать по его величайшей неуверенности в своих трудовых перспективах. В этот слой попадут нелегальные иммигранты вроде мексиканских сборщиков фруктов. Социальная изоляция здесь является нормой, и слова Хоггарта о низшем слое рабочего класса в Великобритании справедливы и для других стран: «В социальном смысле… каждый день и каждая неделя протекает почти без всякого плана. Нет ни записной книжки с планами, ни календаря с напоминаниями, писем почти не пишут и не получают». Царят отдаленность и изоляция, как в Аппалачских равнинах, и тут, в самом низу социальной лестницы, мы встречаем людей, которые, не имея никакой специальной подготовки и не умея ничего делать, просто от тупого отчаяния спешат вступить в армию.
И все же они в положении лучшем, чем нищие, – эти никогда не имели даже сезонной работы и живут целиком на социальное пособие. Они отличаются от низшего «незримого» класса не столько таким уж ощутимо более высоким уровнем жизни, сколько тем, что они более заметны – «бродяги-алкаши с Бауэри»32, побирушки, тронувшиеся умом ораторы, вещающие в скверах и на перекрестках о своих хворях и несчастьях и потягивающие спиртное из бумажных пакетиков, – потребность в признании заставляет всех этих людей «выступать» перед уличной аудиторией. В крайней точке, когда способность подчиняться закону и моральный упадок достигают предела, мы наконец увидим низший «незримый» класс: дни напролет он мается у дверей социальной службы или изобретает способ законным образом угодить в какую угодно инстанцию – благотворительную или исправительную, не особенно важно.