Классическая драма Востока

Мы увянуть должны
На рассвете,
Под звон осенних цикад.
И под звон осенних цикад
Погоняет коня Ёсаку
Под гору вниз.
— О Коман, погляди, погляди!
Вниз по склону холма
Торопится всадник
На усталом, вьючном коне…
Где найдет он ночлег — в Ёккаити?
И нам
Надо спешить.
И нас ожидает ночлег
И покой долгожданный,
Но раньше
Семь раз по семь[314]
Дней и ночей
Мы будем блуждать
В преддверии ада,
Покорно,
Как стадо овец бредет… бредет…
Но-о!.. Корэ-корэ!..
Вниз — под гору.
Вверх — по горе.
Скорей, скорей!
О, горе!..
Он дергает повод,
Понукая коня.
Но конь упрямится,
Замедляет шаг,
Словно чуя скорый конец
Коман и Ёсаку.
С двенадцати лет,
Коман, бывало,
Зазывала гостей ты
Голосом нежным,
Как пенье флейты.
Сколько ж друзей
У тебя побывало!
— Ах, как мало
Осталось теперь у меня
Друзей и подруг!
О, их дружба короче
Летней ночи,
Недолговечней осенних цветов
Кто, кроме коня,
Станет грустить надо мною
В мой смертный час?
И, покачиваясь на ходу,
Конь протяжно заржал,
Словно чуя беду…
Конь устал,
Не хочет бежать во мгле,
Ступает едва-едва.
Ёсаку согнулся в седле.
И градом сыплются слезы
На его рукава.
Так сыплются семена с ветвей
На усталого путника…
— Коман, ты помнишь?
Как в первый раз
Словами любви мы обменялись?
С тех пор три года прошло.
Паломники, шли мы на поклоненье
И встретились на пути случайно…
Посреди Кусида,
По дороге в Исэ[315],
Я тебе признался, Коман,
В любви — навсегда!
О, твоя шляпа — в вечерней росе —
Красная, красная!
Помнит статуя святого Дзидао
В храме селения Сэки,
Как поклялись мы оба
До гроба не разлучаться…
И за гробом… Навеки!
Хоть я и нес покорно
Все эти годы тяжкий груз
Моей любви к тебе, Коман,
Но было мне легко на сердце!
Я бодро гнал навьюченную лошадь,
И ноги весело шагали по земле.
О, и сейчас
Моя любовь к тебе не угасает.
И все ж сегодня ночью
Морозный иней пал на землю,
И на рассвете кончится наш путь
В глубокой пади,
На самом дне вселенной,
Где имя я свое похороню.
Так низко я упал…
Коман сквозь слезы отвечает:
— О, как судьба странна!
В те годы ни единым
Не обменялись мы обетом,
Начертанным на храмовой бумаге[316].
Мы только у стремнин Кумодзу,
Согнув мизинец,
Как маленькие дети,
Друг другу тайный показали знак.
Так мы уговорились
Не разлучаться в этой жизни,
Не разлучаться в будущих рожденьях,
В те дни,
Паломники,
Не смели мы отдаться
Любовной страсти. Но, горя любовью
Сильней и слаще, чем на брачном ложе,
Мы брали за руки друг друга
И медленно бродили
В вечернем сумраке,
Закуривая трубки
От одного огня,
Обмениваясь ими в знак любви.
— Напрасно
Ты вспоминаешь эти дни, Коман!
Ведь мы — как летние цикады,
Которые не знают ни весны,
Ни осени…
Ёсаку и Коман
Льют слезы,
Печалясь о своем прошедшем,
Вздыхая о возмездии грядущем,
Грустя над темной
участью своей, —
Под медленным дождем,
Который льется, льется
На сосны древних рощ Ано.
А ночь все гуще, глубже…
Как рыбаки в Акоги[317]
Упрямо, шаг за шагом, тащат сети,
Так, шаг за шагом, волокут
Они свою несчастную судьбу
К последней цели…
— Коман, я вспоминаю
Давно минувшее…
Мы словно две скалы
В заливе пенистом Футами.
Они окаменели — муж с женою, —
Войдя в святилище
Без омовенья. Вот урок для нас!
И мы умрем,
Железом осквернив свои тела.
Преступники, мы преступили долг,
Любовью увлеченные… О, вспомни,
Когда с тобой мы встретились впервые,
Переходили мы из храма в храм
В томлении любовном,
А теперь
Должны мы странствовать
В преддверье ада.
— Не надо думать
О невозвратном прошлом!
Я слез не в силах удержать…
— Не плачь, Коман, Молю тебя, не плачь! Как горько мне!
О, как кричат вороны!
Не раз я слышал,
Что карканье ворон
Вещает людям горестную гибель.
Теперь я знаю: это правда!..
Ты видишь? Из тумана
Возносится вершина Асама[318],
Как будто смерть сама,
Подстерегая нас,
Пригнулась за горою.
Нельзя нам медлить: здесь мы оскорбим
Двойным самоубийством
Обитель жриц, не знающих греха.
Какой позор! Два грешных тела,
В запекшейся крови,
Покинутые посреди дороги, —
Такое зрелище для глаз,
Что даже
Паломники, отпрянув, содрогнутся.
Кто, сострадательный,
Помолится за нас?
Никто, никто…
Как жестока судьба… и как печальна!
Где прошлые дни?
Где будущие года?
Взгляни, взгляни на сегодняшний день —
И все ты поймешь, узнаешь.
Взгляни: без следа убегает вода…
Коман взглянула на Ёсаку
Сквозь льющиеся слезы: — Слышишь
Удары барабана? Восемь раз!
Какой высокий звук
Летит
Из храма на "Высоком поле"!
Ущербная луна
Стоит высоко.
Недолго ждать нам до рассвета…
Много было у нас по пути
Приютов, гостиниц,
Где мы ночевали
На ложе любви…
Но длиннее,
Чем тысячи тысяч ри,
Тянется путь на запад
До райских селений,
И негде сменить нам усталых коней!
На пороге обители Ста Наслаждений
Встретят нас бодхисаттвы —
Каннон и Сэйси[319].
За руки нас, истомленных, они поведут
И даруют покой
На подножии-лотосе,
Где, кроме нас,
Иных не будет гостей…
Помолимся Будде:
Наму Амида Буцу,
Наму Амида Буцу!
И пусть надеяться нелегко
Тому, кто в грехах закоснел!
Они умоляют
О прощении, о защите
Амитабу
Из храма Ко,
Милосердней которого нет,
И с молитвой подходят к сосне
"Тысячи жертвенных монет".
Наступает мгновенье расплаты…