Выбрать главу

Рассказчик

Но Токубэй От этих слов — Совсем расстроился.

Токубэй

Печально на душе!

Да, горько сознавать свои промахи, свои ошибки! Пусть я не родной по крови, а все равно вам отец. А отец не должен колебаться, если ребенка надо наказать, научить уму-разуму! Когда хозяин мой, ваш почтенный родитель, скончался, тебе было семь лет, а Ёхэю четыре. Он, надо полагать, хорошо запомнил, как я называл тебя "молодой господин" и вы оба помыкали мной: "Токубэй, сделай то! Токубэй, сделай это!" В первое время называл я твою матушку "госпожой" и "хозяйкой". Ведь сосватал нас дядюшка Мориэмон: уж очень он боялся, что дом этот придет в полное разорение, что придется вдове с детьми побираться по миру с протянутой рукой. Так он говорил. И понемногу я сдался на его уговоры.

Я в жены взял Вдову-хозяйку — матушку твою, А вас, обоих малышей, Воспитывал, лелеял, Как будто вы — мои родные дети. Ты стал разумным юношей — И скоро Свою особую Завел торговлю. А вот Ёхэй… Шальной, балованный Ёхэй! Как я старался, Чтоб он благополучно Вышел в люди! Я приучал его к торговле. К нему приставил Помощников-приказчиков. Построил Большую кладовую для него, Я обучал его, Вводил в секреты дела, Все силы я на это положил, И все впустую! Да это все равно, Что ценные монеты Нанизывать на нить без узелка, Пожалуй, хуже, Чем черпать воду решетом! Хоть до краев его наполни, Все в дыры убежит. Такой он бестолковый, наш Ёхэй! Монету заработает, А десять На баловство просадит. Скажешь слово Ему в укор, А он в ответ мне сто! Да, все из-за того, Что, мальчики, вы — дети господина! А я? Я — отчим. Как я был слугой, Слугою и остался. Что мне делать! Я словно гвоздь тяжелый забиваю В гнилое дерево…

Рассказчик

И он в тоске Кусает губы…
Сяраку (ум. 1801). Портрет актеров Кабуки. Цветная гравюра. 1794 г.

Тахэй

Он — вашей добротой И честью Воспользовался, наглый, Он вас топтал ногами, как хотел.

А я скажу: только благодаря вам, отец, мы трое, матушка и я вместе с Ёхэем, не ночевали где-нибудь под мостом и не стояли с протянутой рукой у чужих ворот! Вы, только вы спасли доброе имя нашего дома и торгового дела. Каватия — каждый произносит это имя с уважением. Матушка всегда внушала мне: "На тебе лежит долг сыновней признательности". И это она повторяла много раз, как если бы и впрямь вы были моим родным отцом. "Он так смущается перед моими сыновьями, — говаривала она, — что и со мною он словно чувствует себя не свободно, неловко: ведь я — мать хозяйских сыновей. Все это так тяжело тревожит мое сердце. А от Ёхэя — сколько я натерпелась от него! Этот беспутный расточитель, прожигатель жизни — ох! — пропадет ни за грош! Не жду я от него добра!" Сколько раз говорила мне матушка: "Тахэй, прошу тебя! Отправь этого сорванца подальше куда-нибудь, в Эдо, что ли? Или в Нагасаки? И если судьба ему отправиться там на тот свет, по мне — туда ему и дорога! Я и лица его противного не хочу больше видеть! Ни капли любви к нему не осталось в моем сердце!"

И в этом Мне со слезами матушка клялась Великим Буддою! Зачем же Так церемониться с Ёхэем? Лишите — Его наследства, прогоните прочь. Ручаюсь, что ему на пользу будет!

Рассказчик

Тахэй, разгневанный, повысил голое. О-Кати, Лежащая за ширмой, — Вдруг проснулась.

О-Кати

А-а! Как больно! Силы нет терпеть! Где мама? Мама! Как? Мамочка еще не возвратилась?

Рассказчик

О-Кати стонет. А у ворот Раздался чей-то громкий голос.

Монах-заклинатель. Здесь ли лавка Каватия? Здесь ли проживает почтенный Токубэй? Я — служитель бога Инари[344]. И прибыл сюда по приглашению паломников из братства Святой горы.

вернуться

344

Бог Инари — божество, связанное с земледельческим культом; изображалось в виде лисицы. Отсюда прозвание монаха — Белый Лис.