Ёхэй
Но есть же где-то деньги, в самом деле!
На главной улице прохожих много, —
Так и шныряют!
Быть может, двести моммэ обронил
Какой-нибудь подвыпивший гуляка?
Рассказчик
Но вдруг звучат шаги.
Он оглянулся.
Какой-то человек
Дорогу переходит с фонарем.
Ёхэй
На фонаре, сдается,
Знак дома нашего? Так точно!
"Кава"…
Да это мой папаша — Токубэй!
О, наму самбо!
О, три сокровища святого Будды!
Рассказчик
Ёхэй проворно отступает в тень.
Он распластался, как паук,
Прижался
Всем телом к запертым дверям,
Ведущим в лавку Ситидзаэмона.
А Токубэй
Отодвигает боковую дверцу —
И входит в дом к соседям.
Токубэй
Вы дома, Ситидзаэмон-доно?
Ну как? Покончили с делами?
О-Кити
О, это Токубэй-сама?
Пожалуйста, входите!
Вы знаете, мой муженек все еще не разделался со своими делами. Пришлось ему пойти в самый дальний конец квартала Тэмма. А я была занята по хозяйству перед праздником, даже и не заглядывала к вам все это время.
Вот и спасибо, что зашли.
У вас теперь хлопот,
Должно быть, полон рот!
Да и с Ёхэем
Забот не оберешься!
Рассказчик
Она отодвигает полог
И, улыбаясь,
Выходит встретить Токубэя.
Токубэй
Вот вам покоя не дают заботы о ваших трех маленьких дочках, а мы просто голову теряем из-за нашего верзилы Ёхэя! Но что поделаешь, первый долг родителей — заботиться о своих детях. Да я, правда, этим не тягощусь и никогда не тяготился. Однако на душе спокойней, когда дети живут под родительской кровлей. Но если лишить наследства и выгнать из дома такого буяна и шалопая, так душа не на месте. Ведь Ёхэй легко может себя погубить, завтра же прямо в огонь кинется! Вот, например, поставит поддельную печать на долговой расписке, обязуясь уплатить десять каммэ, только для того, чтобы получить на руки хоть один! А там и захлестнет себе горло петлей — и всей его жизни конец!
Но я ведь только отчим,
И, знаете, когда родная мать
Из дома сына выгоняла,
Я как-то оробел
И не посмел вмешаться…
Я не сумел остановить ее!
Краем уха я слышал, что он поселился у своего старшего брата — Тахэя на улице Дзюнкэй. Но если беспутный Ёхэн когда-нибудь появится в здешних местах, пожалуйста, вы и Ситидзаэмон-доно шепните ему, что я уж согласен помириться с ним. Пожалуйста, присоветуйте ему, пусть от всего сердца попросит прощения у своей матушки, пусть вернется домой да всерьез одумается и переменит свой нрав. Еще не поздно ему исправиться. Может, он вас и послушает! У моей жены о-Сава все родичи — самураи. Потому, верно, у нее в обычае никогда не менять своего решения. Что скажет — как ножом отрежет. Жаль, что наш шалопай не унаследовал от нее твердого чувства долга!
Его отец, —
Покойный мой хозяин,
Во всем был безупречный человек.
Уж он-то понимал,
Что значит долг,
Что значит истинная доброта.
Я сердце надрывал
В заботах о его двух сыновьях.
Не покладая рук трудился
В честь памяти его. И вот…
И вот теперь — мы выгнали Ёхэя.
Я не припомню,
Чтоб хоть единый раз
Его отец
Повысил голос,
Когда случалось провиниться мне.
А вот теперь… Уж, верно,
В своей могиле,
Покоясь под густой травой,
Меня он будет ненавидеть!
Какое бедствие! Какое горе
На старые мои свалилось плечи!
Подумайте, о-Кити-сама,
Как тяжко мне…
Рассказчик
Он задохнулся,
Не в силах удержать рыданий.
Его глаза наполнились слезами.
Он их стыдится.
Не знает, как их скрыть,
И притворился,
Что дым из трубки ест ему глаза.
О-Кити
Да, понимаю, понимаю!
Еще бы! Как вам тяжело.