Подумай сам: ты сейчас в самом расцвете молодых сил. Ты ведь должен трудиться, наживать, чтобы стать хозяином большой лавки с фасадом шириной в пять — семь кэнов. Вот к чему должен всей душой стремиться настоящий купец! Но нет, ты был бы рад заполучить жалкую лавчонку… Да уж чего там! И такую ты промотаешь за один месяц!
Но горе мне!
Тебя нельзя исправить!
Ты поднял руку на родную мать.
Меня, отца,
Без жалости топтал ногами.
Куда ты ни пойдешь,
Повсюду лжешь бесстыдно,
Бахвалишься, дерешься,
Развратничаешь и мотаешь деньги!
Нет, не ворота на больших столбах
Перед своим богатым домом
Увидишь ты.
Нет-нет, ворота в ад.
Позорный столб тебя подстерегает.
На нем,
Оскаля зубы,
Торчит отрубленная голова
Преступника… Твоя! Твоя! Твоя!
Вот страшное несчастье для отца!
Рассказчик
Так Токубэй в отчаянье кричит!
О-Сава
Нет больше у меня терпенья
Вас слушать,
Токубэй-доно!
С Ёхэем рассуждать?
Не лучше ль
Загадывать загадки камню —
И ждать ответа от него?
Прочь! Прочь!
Ты мне не сын, Ёхэй!
Вон, вон отсюда!
И если хоть минуту будешь медлить,
Немедленно старейшин позову
[355],
Тогда
Не миновать тебе тюрьмы!
Рассказчик
Она опять
Размахивает коромыслом
И упирает
Его тупой конец
В хребет разнузданному наглецу.
Ёхэй вдруг присмирел,
Старейшин он боится:
Ведь с ними шутки плохи!
Отчаянный буян
Застыл с открытым ртом,
В его глазах — испуг…
Старейшины придут?
Он растерялся.
О-Кати
Нет, мама, нет!
Прогоните вы брата —
Я тоже не останусь здесь!
Рассказчик
Она цепляется с мольбою
За руки матери своей,
Но та ее отталкивает в гневе!
О-Сава
Ёхэй!
Чего ты ждешь!
Ну что стоишь как столб?
Тебе все мало?
Еще ты просишь тумаков?
Рассказчик
Собрав все силы,
Она толкает сына коромыслом
За дверь.
И этот узенький порог —
Скрипучий желоб для скользящей двери
Становится теперь
Широкою рекою слез,
Что навсегда разделит
Родителей и сына.
Ёхэй уходит прочь…
И Токубэй,
Не в силах удержать рыданий,
Не сводит глаз
С Ёхэя, уходящего все дальше…
Токубэй
Чем старше он становится,
Тем больше
Его лицо, его осанка
Покойного отца напоминают,
Живой его портрет!
И вот теперь,
Когда я вижу,
Как одиноко он стоит
На перекрестке,
Мне чудится,
Что из дому я выгнал
Покойного хозяина…
Ужасно!
Нет, я не в силах вынести! Боюсь,
Что сердце разорвется!
Рассказчик
Он на пол падает ничком,
Рыдая
Навзрыд…
И не стыдится,
Что могут услыхать соседи.
И мать Ёхэя,
Которая так гневалась на сына,
Теперь не в силах слезы удержать.
Она старается
Подняться на носки —
Пытается
Хоть мельком увидать
Ёхэя вдалеке…
Напрасно!
Уж он исчез.
Его закрыли флаги —
Веселые цветные флаги,
Они развешаны
Почти на каждом доме,
Чтоб встретить праздник,
Праздник сыновей.
Дом торговца маслом Ситидзаэмона. Вечер четвертого числа пятой луны.
Рассказчик
Так уж исстари повелось,
В пятый день пятой луны —
Праздник мальчиков Танго
[356].
В этот день
Повсюду радуют взор
Ирис и чернобыльник,
Развешенные по краю кровли,
И перед каждым домом,
Где хоть один подрастает мальчик,
Нарядные
Развеваются флаги,
Громко хлопающие по ветру,
По весеннему, свежему ветру…
Но перед домом Ситидзаэмона
Не вывесили флагов:
Там только девочки растут,
Три девочки — три дочери его.
Хозяин лавки — Ситидзаэмон,
Хоть время к вечеру,
По городу прилежно ходит,
Чтоб деньги все собрать у должников.
А между тем
Его жена о-Кити
Хлопочет по хозяйству,
Туда-сюда,
Забот у ней немало:
Она и масло продает,
И мелкие долги
Уплачивает, если задолжала,
Да и за девочками надо приглядеть —
И покормить и причесать.
О-Кити
А ну, начну со старшенькой: О-Кику,
Поди ко мне!
Рассказчик
Она шкатулку открывает
И достает
Самшитовый красивый гребень.
Втирает между зубьев масло,
Благоухающее сливой…
Для женщины
Всего важнее гребень:
Важнее красоты ее волос,
Важнее красоты ее лица.
Да, гребень! Гребень —
Ее заветный друг:
Он очищает пыль с запутавшихся прядей
И выметает сор
Из горестного сердца…
Ведь женщина живет в чужом дому,
А собственного дома не имеет.
С замужества
До смертного часа
Дом, где она
Мать и жена —
Дом ее мужа.
вернуться
…немедленно старейшин позову… — То есть старейшин городских районов, которые наблюдали за порядком.
вернуться
Праздник мальчиков Танго. — Празднуется в пятый день пятого лунного месяца на домах, где растут сыновья, вывешивали флаги, бумажных карпов, края кровли украшались ирисом и чернобыльником, которым приписывалась магическая сила. По обычаю, перед праздником полагалось расплатиться по всем долговым обязательствам.