Авантюрная история государств крестоносцев, имевшая столь важные последствия, по крайней мере для Запада, длилась почти 200 лет. Население их было на удивление малочисленно: герцогство Эдесское и несколько позже Иерусалимское королевство могли выставить примерно по 700 всадников. Не известна ни одна кампания, в которой бы участвовало более 15 тыс. солдат. Как правило, армии крестоносцев насчитывали не более пятой части этой цифры; численность мусульманских армий стояла примерно на том же уровне, хотя, разумеется, по размерам находившихся в их распоряжении резервов они превосходили крестоносное ВОЙСКО.
Вряд ли борьбу против франков можно назвать религиозной войной, хотя, естественно, постоянные трения с христианами вели к возрождению религиозного чувства; в конечном счете следствием этого стало укрепление суннитского правоверия, без чего различные государства никогда бы не сумели объединиться в общность, независимую от Сельджукидов. Присутствие франков действовало как катализатор; Зангиды и позднее Аййубиды, использовав это обстоятельство, получили явное преимущество перед своими соперниками и приобрели по меньшей мере пассивную поддержку населения. Из-за благочестия Зангидов их мусульманские противники теряли симпатии своих подданных, особенно когда в поисках помощи заключали союзы с христианами. Однако и в годы возвышения латинских государств, и в течение всего периода их существования избежать подобных соглашений было невозможно, ибо латиняне контролировали такие стратегически важные районы, как Хауран (расположен в современной Иордании) и Бекаа, снабжавшие Дамаск зерном. Упадок Буридов (1120–1154), правивших в Дамаске, был явным результатом их вынужденного союза с христианами.
Часто утверждают (и столь же часто оспаривают), что существование государств крестоносцев усиливало враждебность между мусульманами и христианами. Бесспорно, после восстановления объединенного мусульманского государства в Египте, Сирии и Северной Месопотамии мусульмане в отношениях с христианами стали больше придерживаться буквы шариата, и вскоре последние были полностью исключены из общественной жизни. Может быть, и в самом деле верно, что союз христианских церквей с враждебными исламу монголами в конце концов укрепил мусульманское большинство в его неприязни и презрении к «людям Писания» (ахл ал-китаб); но признаки этого наблюдались и в домонгольский период. Необычный либерализм фатимидской эпохи сменился нейтралитетом нового суннитского правоверия при Аййубидах и их преемниках и в конце концов полностью исчез.
Латинская экспансия вынуждена была временно прерваться после неудачной осады Тира в 1112 г. Город не был захвачен до 1124 г.; важный египетский порт Аскалон держался до 1153 г. Лишь за несколько лет до осады Тира мусульмане впервые сплотились для отпора крестоносцам, причем не ради Сирии, которая больше всех нуждалась в защите, а из-за сельджукидского Мосула. May дуд, эмир Мосула, уже обращался к «великому султану» в Багдаде за помощью в 1108 г. и еще раз, после падения города, в 1109 г.; любопытно, что этот шиитский нотабль все еще не считал фатимидского халифа защитником исламских интересов. С разрешения своего брата, «великого султана» в Багдаде, Маудуд объявил «священную войну» и немедленно заключил союз с предыдущим сельджукским эмиром Тугтегином Бури, который добился независимости в качестве правителя Дамаска. Убийство Маудуда в 1113 г. прервало наметившийся поворот событий, но месопотамские эмиры хранили в памяти завещанный им дух реконкисты. Следующие 15 лет были посвящены борьбе за Алеппо, бывший в то время данником крестоносцев; на этот город претендовали и месопотамцы и Дамаск. Изгнание армянских феодалов из районов, прилегавших к Эдессе, оформление «Малой Армении» в Киликии и первое нападение на Египет по суше в 1118 г., а также последняя кампания Балдуйна I, брата Готфрида Бульонского и подлинного создателя могущества латинян в Южной Сирии и Палестине, пришлись именно на этот переходный период, который закончился в 1127 г. с передачей Мосульского эмирата Имад ад-Дину Занги.