Эти важные события происходили при халифе Омаре ибн ал-Хаттабе, которого Абу Бакр на смертном одре назначил своим преемником. Омар, без сомнения, был величайшим правителем того времени; подобно своему предшественнику, он принадлежал к «исламской аристократии» и происходил из маловлиятельной курайшитской семьи. Он добавил к званию халифа титул амир ал-муминин, «повелитель правоверных» (амир – нечто среднее между «князь» и «военачальник»). Омар сделал больше любого другого халифа, чтобы учредить новую систему власти, которую можно охарактеризовать как арабо-мусульманскую теократию. Управление осуществлялось из Медины, являвшейся духовным и административным центром; при этом провинциальным властям была предоставлена значительная независимость. Население было разделено на два «класса» – на правящих мусульман и на подчиненные народы, исповедовавшие иную веру.
Молодое государство являло столь совершенный образец теократии, что его цели, структура, условия признания его истинности и методы управления полностью основывались на божественном откровении или на прецеденте, установленном апостолом бога. Оно должно было обеспечивать религиозную целостность иммы, с самого начала почти неотличимую от ее политической целостности. Мухаммаду принадлежит установление, что ислам не разрешает создавать хилф, т.е. объединение генеалогическо-политических структур среди верующих. Тем не менее племена и роды оставались центрами социальной жизни, так что между двумя этико-политическими принципами, каждый из которых требовал от человека полной лояльности, возникали противоречия, имеющие серьезные последствия. Завоевания привлекли внимание людей к иным проблемам и на некоторое время ослабили напряжение.
При поощрении властей племена перебирались со всем своим имуществом в новые провинции; однако в своем отношении к местному населению они не уподоблялись помещикам. Они сообща селились в амсар (нечто вроде военных центров, провинциальных столиц). Халиф назначал наместника, который командовал армией и отвечал за внутренний порядок. В конце столетия появился обычай назначать судей (кади); прерогатива эта принадлежала наместнику, который тем самым облегчал себе отправление правосудия. При нем состоял финансовый чиновник, в обязанности которого входило наблюдение за отправкой излишков в Медину. В первое время община поддерживала свое существование за счет военной добычи, пятая часть которой шла Пророку, т.е. государству, или, на языке того времени, Аллаху; к этому добавлялся садакат, иногда именуемый также закат. Вначале то были добровольные пожертвования, а затем, когда бедуины присоединились к общине, их размер был установлен официально. При жизни Пророка закат, по-видимому, представлял собой дань, вносимую в натуральной форме, но после его смерти стал означать «узаконенную милостыню», или «налог для бедных», и взимался в размере примерно 2,5 % стоимости имущества (но не дохода). В завоеванной стране платило, разумеется, подвластное население. Постепенно совершенствовавшееся публичное право четко различало территории, полученные мусульманами мирным путем, так сказать, капитулировавшие добровольно (сулхан), и приобретенные с использованием силы (анватан). Жители первых сохраняли свое имущество и вносили коллективную подать, которая не могла быть произвольно увеличена правительством, – отсюда множество не всегда достоверных документов, свидетельствующих о передаче тому или иному городу такого статуса; население вторых теряло права собственности, но сохраняло свою землю в обмен на уплату налога, назначавшегося правительством.
На практике разница была не столь велика, как может показаться; крестьяне в покоренных странах страдали не больше, чем при прежних правителях. Строго говоря, захваченные земли должны были бы делиться между завоевателями, как мы бы теперь сказали – между солдатами оккупационной армии, но в этом случае исламская община как нечто реальное неминуемо вскоре погибла бы. Поэтому государственные земли, а также вся собственность, владельцы которой бежали, прямо передавались умме, а унаследованные от них деньги поступали, как правило через провинциальные казначейства, в мединскую государственную казну, мал Аллах. Подобно тому как это происходило в Персии и Византии, связь между мусульманскими областями осуществлялась по официальным каналам, находившимся под контролем центрального правительства. Территория, завоеванная войсками провинции, обычно становилась частью этой провинции, управлялась и эксплуатировалась ею. Так возникла тесная связь Хорасана с Басрой и Джазиры с Сирией.
Арабы, входившие в состав действующей армии, считались «воинами» (мукатила) или «переселенцами» (мухаджира – в мусульманских областях!), или же в соответствии с декретом Омара от 636 г. они причислялись к «исламской аристократии» на основании их раннего перехода в мусульманство либо потому, что они принимали участие в сражениях героического периода, таких, как битвы при Бадре или Ухуде, либо же потому, что они были родственниками Пророка. Соразмерно их заслугам (религиозным) им назначалось содержание, которое выплачивалось из доходов, получаемых от поземельного налога и джизьи. Так что в известном смысле они, конечно, зависели от государства, и они должны были это с каждым днем все более сознавать, ибо доход от прямой военной добычи уменьшался с ростом территории и консолидацией дар ал-ислама. Претензии на выплату содержания основывались на договорах, заключенных племенами с Пророком; недаром историки считают столь важными вуфуд («делегации»), которые к концу жизни Мухаммада со всех сторон прибывали в Медину, чтобы добиться включения своих племен в систему уммы. Вот почему новообращенному было необходимо найти какое-нибудь племя, которое бы обладало правом на получение содержания и которое бы его приняло в свой состав: так он мог приобрести полное гражданство – обычно в качестве «клиента» (маула), –что на самом деле означало включение его в списки государственных пенсионеров.
Эта система, естественно, могла функционировать лишь до тех пор, пока привилегированные мусульмане оставались военной кастой и держались в стороне от покоренного населения. Считается, что Пророк сказал следующее: «Крепость моей общины покоится на копытах ее коней и наконечниках копий; до сих пор люди воздерживаются от возделывания земли; начав заниматься этим, они сразу же станут такими же, как и все остальные». Аналогичен смысл слов, приписываемых Омару: «Изучайте генеалогию ваших племен и не уподобляйтесь набатейцам Месопотамской равнины. Если любого из них спросить о его происхождении, он ответит: „(Я родом) из такой-то или такой-то деревни“. Однако было бы ошибкой делать из этого вывод, что арабам не разрешалось приобретать земельную собственность за пределами полуострова. Становясь землевладельцами, завоеватели часто были посредниками в отношениях между правительством и крестьянством, действуя так, как вели себя предшествовавшие им земельные собственники. Интересно, что большинство византийцев покидали свои земли с приходом арабов, в то время как персы чаще всего оставались. Халифы присвоили себе право (и это положение никогда не менялось) в награду за заслуги даровать государственные земли в качестве катай, что тогда представляло собой аллод, а вскоре стало леном; именно таким образом «сподвижники» Пророка, например Али, Талха и Зубайр, приобрели большие поместья. Существенное отличие от византийских порядков состояло в том, что исламский землевладелец не обладал публичным правом, например не мог выполнять функции суда низшей инстанции, и правительственные чиновники, следуя служеб-ному долгу, могли во всякое время получить доступ к его собственности. В Персии положение крупных землевладельцев постепенно улучшалось благодаря талджиа – обычаю, в соответствии с которым мелкие собственники были склонны отказываться от своих прав в обмен на опеку и защиту крупного помещика, что напоминает commendatio средневекового феодализма.