Лишь постепенно вазир, обычно происходивший из куттаб, становился первым министром и alter ego правителя и вследствие этого – главой судебной системы, занимавшейся рассмотрением мазалим (букв. – «гражданские правонарушения»), которая дополняла шариатский суд и часто заменяла его, причем функционировала более эффективно. Фигура вазира глубоко запечатлелась в сознании Запада благодаря литературным реминисценциям. И обязанности и титул вазира – арабского происхождения. Вначале вазир был помощником и представителем халифа, обязанным повсюду следить за отправлением правосудия, а затем он принял на себя определенные административные функции. В раннеаббасидский период, когда правитель твердой рукой держал бразды правления, вазир в конце концов превратился во всемогущего министра, идеал сасанидской эпохи (которая для многих была образцом). Великие вазиры конца IX-начала X столетия были вовлечены в нескончаемую борьбу с военной кастой. Знаменитые вазиры из рода Бармакидов, правившие империей при Махди (775–785) и Харуне ар-Рашиде (786–809), и столь же известный Фадл ибн Сахл, который играл аналогичную роль в первые годы власти Мамуна (813–833), не только были наместниками Хорасана, но и надзирали над всеми важнейшими ведомствами центрального правительства и, таким образом, временами осуществляли полный контроль над государственными делами, не неся ответственности ex officio («по должности») за каждое ведомство.
Дихотомия мышления, которая может быть проиллюстрирована различиями между фукаха и куттаб, соответствовала двум формам образования, которым вскоре суждено было вступить друг с другом в конфликт: арабо-грамматической школе, связавшей себя с изучением Корана и с бедуинской традицией, особенно с ее классической поэзией, и персидскому (или индо-персидскому) направлению, представители которого, культивируя изысканный городской арабский язык, черпали вдохновение в легендарной иранской истории и находили удовольствие в создании новых форм изощренных любовных мотивов в чувствительной «платонической» манере. Существовавшая между ними напряженность, в какой-то степени отражавшая меру прочности их корней в исламе ( и степень их арабизации), привела в IX в. к их полному расхождению, что разделило, особенно среди куттаб и вообще среди мыслящих людей, арабов и неарабов в сфере защиты наследственных культурных традиций. Несмотря на несколько детский характер своих аргументов, движение шуубийа, «народное (этническое, национальное) сознание», имело огромное значение: оно стремилось уничтожить культурную монополию арабов, подобно тому как более чем полвека назад смена династии покончила с их политической монополией. Обе партии действовали в рамках ислама и пользовались арабским языком. Ни персы, ни последовавшие их примеру набатейцы, копты, берберы и абиссинцы не объявляли себя революционерами; они лишь защищали свое положение в умме. Нет доказательств, что иранские шууби развивали персидский язык, хотя в IX в. иранские провинции во многих случаях уклонялись от прямого контроля со стороны центрального правительства и намеренно сохраняли и культивировали свои специфические черты.
Ничто не свидетельствует и о связи между шуубитскими куттаб и антиисламскими движениями, которые время от времени возникали в Иране. Несомненно, они лояльно относились к империи халифов, хотя и занимались пропагандой персидских идей, персидской государственности и личной этики, что представляло угрозу единству государства и общины. Возможно, что именно желание встретить персидское проникновение во всеоружии явилось одним из побудительных мотивов, заставивших халифа Мамуна весьма активно поддержать принимавшую все более широкие масштабы работу по переводу трудов греческих философов и ученых. Он основал дар ал-хикма, переводческий центр с библиотекой и обсерваторией. Развитие прозы, связанное главным образом с именем великого писателя и публициста ал-Джахиза, и кодификация иранской истории и легенд Ибн Кутайбой (ум. 889) – оба они сознательно служили арабской (встречной) шуубийе – позволили обуздать персидское влияние: достижения персидского ренессанса X и XI вв. фактически остались неизвестны в арабоязычных регионах и, следовательно, в целом не оказали воздействия на ислам. Однако они стали базисом второй крупной культурной системы в рамках умма Мухаммадийа.
Поддержка «эллинистов» была не столько реакцией на иранскую шуубийу, сколько итогом размышлений, связанных с религиозной ситуацией. Религия тоже была причиной восстаний, периодически сотрясавших империю. Даже при первых Аббасидах, которые правили твердой рукой, не проходило года, чтобы не вспыхнул какой-нибудь мятеж, крупный или мелкий. Но в первые сто лет эти конфликты не влияли на репутацию халифа за границей или на широкий культурный подъем; в общем, они даже политическую жизнь нарушали меньше, чем можно было ожидать. Активное культурное развитие, благоденствие главных провинций Ирака и иранских городов вначале позволяли не замечать внутреннюю раздробленность державы и утрату некоторых территорий. Даже «лояльных» суннитов все больше разделяла принадлежность к различным школам и направлениям. Без церковной организации нельзя было создать никакой объединяющей ортодоксальности, и это облегчало распространение неисламских взглядов и течений среди интеллектуально неподготовленного и крайне неоднородного по происхождению населения.
Возрождение персидских учений пророческого или мессианского характера, питаемое то ли зороастрийской ортодоксией, то ли маздакитским движением, которое никогда не удавалось полностью искоренить (хотя его часто подавляли за его коммунистические тенденции), то ли комбинацией исламских и традиционных иранских и ближневосточных взглядов, находило отклик в среде антиаббасидских мятежников, тяготевших к Трансоксании; их периодически разбивали, но они всегда были готовы сражаться вновь. Зороастрийская церковь, которая вплоть до X в. не понесла существенных потерь, выступала на стороне халифов в их усилиях добиться политического единства и религиозного мира. Занять такую позицию ее вынудило в основном восстание ал-Муканны, «носящего покрывало» (очевидно, от сияния его святой силы [барака] глядеть на его лицо было невозможно), который собрал своих приверженцев в тайном обществе с несколькими степенями посвящения, проповедовал веру в переселение душ и утверждал, что в нем воплощена та божественная субстанция, олицетворением которой уже были Адам, Авраам, Моисей, Иисус, Мухаммад, Али и Абу Муслим. Его поддерживали тюрки. Подобно крайним хариджитам, он разрешил проливать кровь мусульман за упрямое неверие. Его добровольная смерть на погребальном костре привела к прекращению активной деятельности следовавших за ним «людей в белых одеждах» (мубайида), но не уничтожила жизнеспособности секты; она существовала еще 500 лет, прикрываясь строгим соблюдением исламских обрядов.
Маздакит Бабек из Азербайджана сумел в Западной Персии противостоять могуществу халифа более 20 лет (816–838). Даже победа имперских войск под командованием Афшина, ирани-зированного князька из Трансоксании, чей прадед еще носил тюркское имя Карабога, не воспрепятствовала продолжению деятельности «красных» (мухаммира) еще в течение сотни лет. Небезынтересно, что Афшин, прославленный спаситель империи, вскоре погиб, став жертвой политических интриг, отражавших стойкость доисламских верований в согдийской культурной сфере. Много лет (795–828) держался в Систане и в юго-западной части современного Афганистана Хасан Азарак – еще один из многочисленных «раскольничьих» лидеров. При первых Аббасидах они получали военную поддержку в Ираке и в Джазире, в Омане (где хариджиты преобладают и поныне) и на остальной части Аравийского полуострова, в Сирии и даже в самом Хорасане. В Магрибе отождествление берберов с хариджизмом, хотя испанские берберы и не приняли этого учения, придало движению неотразимую привлекательность. Временами хариджиты даже захватывали Кайруан; и хотя аббасидская армия после длительной войны сумела восстановить положение, существовавшее в омейядский период, она не смогла предотвратить создание независимых хариджитских государств в Тахерте (современный Тиарет в Алжире) в 777 г., в Сиджильмасе (757), на пути, ведущем в бассейн Нигера, и в Тлемсене (отобранном у Идрисидов в 78'б г.). В 787 г. аббасидский наместник в Кайруане заключил с имамом Тахерта, персом по происхождению, мирный договор, предусматривавший признание его политического статуса в качестве самостоятельного властителя. В этот список можно включить и шиитское государство Идрисидов в Центральном Марокко, хотя сами Идрисиды были чужеземными объединителями берберских племен. Второй правитель из этой династии в 808 г. основал Фес, которому позднее было суждено стать важным центром ислама.