С этим трудно согласиться. Если рассматривать классику с социологической точки, то нельзя не прийти к выводу, что она возникает на определенной стадии развития литературы и формирует ее первоначально часть литературных деятелей этой стадии.
Но начнем с определения классики. По формулировке М. Л. Гаспарова в научном литературоведческом справочнике, «классики <…> – писатели, признаваемые лучшими, образцовыми»10. В таком безличном определении неясно, а кто, собственно, признает их лучшими. Если сейчас, скажем, сотни тысяч людей в России признают сочинения Александры Марининой или Бориса Акунина лучшими, значит ли это, что они классики или станут таковыми? На наш взгляд, в научной литературе термин «классика» можно использовать, только если дополнить его определение указанием на тех, кто считает соответствующих авторов и произведения лучшими. С социологической точки зрения классика – это согласованные представления критиков, литературоведов, педагогов и читателей о том, кто являются ключевыми фигурами отечественной литературы.
К изучению классики существуют самые различные подходы11. В своем понимании классики мы исходим из разработок российских социологов литературы Б. В. Дубина и Л. Д. Гудкова, которые учитывали, в свою очередь, исследования феномена классики, проведенные Дж. Ф. Кермоудом, Г. Э. Грюнебаумом, Дж. Гиллори и др. В их понимании классика – основа института литературы вообще:
Через отсылку к «прошлому» как «высокому» и «образцовому» устанавливаются пространственно-временные границы истории, культуры и собственно литературы в их конечности и даже окончательности как целого, упорядоченного тем самым в своем единстве и поступательном, преемственном «развитии». Классическая словесность выступает основой ориентации для возникающей как самостоятельная сфера литературы, для ищущего социальной независимости и культурной авторитетности писателя, делается мерилом его собственной продукции, источником тем, правил построения текста, норм его восприятия, интерпретации и оценки. Тем самым формирование и усвоение идеи «классики» фактически является первым имманентным, «внутренним» механизмом интеграции автономизирующейся литературной культуры, а стало быть и самостоятельной социальной системы, института литературы в его «внутренней» сложности и связности, общественной значимости и «внешней» культурной влиятельности12.
Классика дает смысловые основания для социального института литературы и тем самым структурирует его: она является ключевым элементом литературной культуры, обеспечивая его представителей общей системой координат – литераторам дает образцы для подражания, критикам – основу для интерпретации и оценки современной литературы, педагогам – материал для преподавания языка и литературы. В литературе классика обеспечивает преемственность (традицию). Поскольку возникающие новаторские группы отталкиваются от нее, классика стимулирует литературную динамику (при этом борцы с классикой в дальнейшем сами могут быть включены в классический канон). Кроме того, она служит основой как общей социализации, давая материал и язык для обсуждения культурных ценностей в ходе обучения, так и социализации литературной, знакомя с понятиями литературы, жанра, стихотворного размера и прочих литературных норм и условностей.
Возникает классика не сама по себе, ее создают определенные группы:
…апелляция к образцам и авторитетам «прошлого», с которыми устанавливались отношения «наследования», представила собой эффективное средство самоопределения специфических по своему составу и содержательным интересам групп в условиях интенсивной социальной мобильности и, соответственно, демократизации престижей, широкого распространения грамотности, чтения, книгопечатания, словесности массового тиражирования и обращения13.
Произведения и их авторы включаются в классику, на наш взгляд, при условии наличия двух факторов: подходящего содержания произведений, с одной стороны, и целенаправленных действий тех, кто отвечает за создание и пополнение корпуса классики, с другой. Писатели, относимые к числу классиков, создают произведения, в которых имеется сложное сочетание разных, нередко противоречащих друг другу ценностей и которые поэтому могут быть по-разному интерпретированы. Как показал Я. Мукаржовский, одни произведения имеют больше предпосылок для возникновения «эстетической ценности» в процессе взаимодействия текста и читателя, чем другие, и «независимая ценность художественного артефакта будет тем выше, чем больший пучок внеэстетических ценностей сумеет привлечь к себе артефакт и чем сильнее он сумеет динамизировать их взаимоотношения <…>»14.
11
См., например:
12
13
14